— Что с Койлом? — спросил Майк.

— Койл уехал, но недалеко, и я совершенно уверен, что дядюшка Кенни знает куда. Завтра попробую еще раз, если только Маккью и Вайнс не опередят меня или не отберут лицензию.

— Только с утра горячку не пори, — сказал Майк.

— Почему?

— Дэвид наконец связался со Стефани. Рассказал о копах и объяснил, что ей надо ответить на несколько вопросов. Стефани обещала вернуться завтра утром.

— Наконец-то, — вздохнул я. — Но я-то тут при чем?

Майк надолго замолчал, потом откашлялся.

— Она заявила, что будет говорить только с тобой.

Горничная встретила меня у двери. На морщинистом лице ничего не отражалось, но в голубых глазах светились тревога и любопытство. Я понимал ее чувства. Она проводила меня из передней по коридору и оставила ждать в комнате, оформленной в цвете хаки. Стены почти полностью скрыты книжными полками, приземистая кожаная мебель. Из окон видны парк, клин Музея Гуггенхайма и голубое-голубое небо. Было половина одиннадцатого, на Пятой авеню теснились автомобили, однако в квартиру не проникало ни звука.

Дэвид уехал в офис. Вряд ли ему хорошо работалось, судя по оставленному Лиз сообщению.

«Он начал пить около шести, и остановить его было невозможно. Я просидела до одиннадцати, пока он не отключился, потом ушла. Он настоящий алкоголик. Жаль, что я не единственный ребенок в семье. Вы с Недом у меня в долгу, и расплату неплохо бы начать с объяснения, что за чертовщина тут происходит».

Около шести… Очевидно, после телефонного разговора со Стефани. Представляю, как прошел этот разговор; тяга к бутылке — вполне объяснимая реакция. И что Дэвид себе надумал из-за настойчивого желания Стефани общаться только со мной? Майк повторил это дважды, но я так и не понял.

Я покачал головой и прошелся по комнате. Книжные полки были забиты одинакового размера темно-желтыми книгами. Все посвящены современной архитектуре и все на итальянском; насколько мне известно, Дэвид ничего не смыслит ни в том ни в другом. Разумеется, за последнее время я убедился: ни о брате, ни о его жене я ничегошеньки не знаю. Не исключено, что Дэвид — или Стефани — свободно владеет итальянским и обожает Ю Мин Пэя.[11]А возможно, это дизайнерский ход. Поди пойми.

На некоторых полках стояли фотографии: Дэвид и Стефани натянуто улыбаются на каком-то официальном приеме; Стефани в их ист-хэмптонском доме, бледная и измученная на фоне красной двери; Дэвид, Нед и Лиз на яхте Неда. Все трое промокшие, Нед и Лиз широко улыбаются. Дверь открылась, и вошла Стефани.

Бледная, босая, в джинсах и сером шерстяном свитере. Распущенные волосы темной волной рассыпались по плечам, несколько смягчив резкие черты. Покрасневшие, запавшие глаза казались больше, чем обычно, а с лица сошла типичная напряженность. Выражение было, скорее, отстраненное, растерянное, как у больного, живущего от приступа к приступу. Двигалась Стефани неловко и осторожно, словно кости вдруг стали невесомыми и внезапный порыв ветра мог унести ее. Она устроилась в большом кресле, поджав маленькие белые ноги. В руке у нее был стакан воды, она отпила из него и поставила на колено. Взгляд, устремленный на меня, казался почти робким.

— Не такого разговора я ожидала, — проговорила Стефани, выдавив чуть заметную улыбку. В голосе слышались дрожь и глубокая усталость.

— Признаться, я тоже, — ответил я.

— В голове не укладывается, какую кашу заварил Дэвид: женщина, видео, а теперь подозрение в убийстве. Мне следовало бы беспокоиться о допросах в полиции, а я все время думаю о телевидении, представляю, как журналисты гоняются за людьми, прикидываю, что бы они сделали с нами. Кто теперь захочет заговорить со мной, кому я смогу посмотреть в глаза? — Стефани покачала головой, теребя шов на джинсах. — Знаешь, почему я согласилась поговорить именно с тобой?

— Не потому, что мы дружили.

Стефани снова покачала головой.

— Скорее потому, что мы никогда не притворялись, что дружим, — сказала она. — Мы никогда не симпатизировали друг другу… — Я попытался заговорить, но она отмахнулась. — Не трудись, Джон. Не сейчас. Мы терпеть друг друга не могли, но зато и не притворялись. Мы никогда не лгали друг другу. В сущности, в этом кошмаре ты единственный, кто не лгал мне.

— Майк Метц…

— Я совсем не знаю Майка Метца. Не исключено, что он лучший адвокат на свете, — я молю Бога, чтоб так оно и было. Пожалуй, если он хорошо себя проявит, я буду ему доверять. Но сейчас он для меня — просто голос в телефонной трубке, а я не могу обсуждать личные проблемы с посторонним человеком. Пока не могу. Сейчас мне нужен человек знакомый. И правдивый.

— Даже если ты этого человека недолюбливаешь?

Снова чуть заметная улыбка.

— Странно, да? Доверять человеку, которого не любишь.

— Бывают и более странные вещи.

Легкая улыбка стала печальной, потом исчезла.

— Например, быть замужем за человеком, которому не доверяешь.

— Пожалуй. — Я глубоко вздохнул и достал блокнот. — Мне надо задать тебе несколько вопросов.

Стефани кивнула.

— Не хочу в камеру. Если цена такова — давай.

Если бы все было так просто, подумал я. А потом я спрашивал, а она отвечала.

— Я давно догадывалась. Правда, я ни разу не поймала Дэвида с поличным, но, когда у него что-то намечалось на стороне — или уже имело место, — тон у него делался одновременно раздраженным и виноватым. В смысле он таким тоном отвечал на мои вопросы типа «Где ты был?» или «Куда ты собрался?». Периодически он возвращался домой с вороватым и немного самодовольным видом. До меня не сразу дошло, несколько лет понадобилось. Наверно, я сознательно закрывала глаза на шашни Дэвида. Впрочем, так многие обманутые жены себя ведут. О Холли я узнала вскоре после Нового года. Она оставила сообщение: «Дэвид, почему ты не звонишь?» — или что-то в этом роде. Дэвид тогда казался более напряженным, чем обычно, и пил больше. Я чувствовала: его что-то гнетет. Потом я услышала сообщение Холли и поняла, что именно.

— Ты поговорила с Дэвидом?

Стефани снова выдавила улыбку, на сей раз горькую.

— По-твоему, в этом был бы смысл?

— Вероятно, нет.

— Я тоже так думала, но все равно попыталась. Дэвид рассердился по-настоящему. Он рассердился на меня. А потом просто соврал. Дескать, все в порядке, занят новой работой. Я знала, что это ерунда, но… — Стефани сжала челюсти, подавляя вспыхнувший было гнев.

— Как ты с ней познакомилась?

Стефани помрачнела и покачала головой.

— Она собственной персоной явилась, можешь себе представить? Был вечер четверга, я возвращалась с йоги. Подошла к парадной двери, слышу, в холле какая-то женщина кричит на швейцара. Голос такой театральный, с придыханием, но в то же время знакомый. Я не сразу поняла, откуда он мне знаком. Стояла на тротуаре и слушала. А потом поняла, почему перебранка так меня насторожила: они поминали Дэвида. «Не лги мне. Не говори, что его нет дома, — я сама только что видела, как он вошел. Марч, квартира 10А». Женщина производила впечатление сумасшедшей, и тут до меня дошло, кто это. А Холли бросилась вон из дома. Она пробежала мимо меня. Я была потрясена ее красотой.