Прошло семь долгих лет с тех пор, как мы с Хусейном обсуждали столь важную для нас обоих миссию. Тем не менее мы сразу ощутили, будто тот разговор не прерывался. Мы встретились как старые друзья и снова обнаружили общность взглядов на будущее. Хотя оставались центральные политические проблемы, которые нужно было обсудить и преодолеть, я решил, что лучше обойти их, обратив внимание короля на новое экономическое видение Ближнего Востока.

Я пространно говорил о своей мечте – не только о мире в регионе, но и о процветании, – обещая такую же экономическую помощь, какую предлагал палестинцам.

– Израиль не хочет быть островком богатства в море бедности, – сказал я. – И хотя мы не намерены вмешиваться в ваши внутренние дела, мы готовы – и очень хотим – помочь.

Среди прочего я сказал, что Израиль может выступить с инициативой пригласить в Амман тысячи бизнес-лидеров со всего мира для обсуждения инвестиций в Иорданию – один из многих важных шагов, которые могут со временем изменить Ближний Восток. Я описал, как вижу партнерство и дружбу поверх границ, которые принесут бессчетные выгоды обеим нашим странам. Я попросил его представить, как иностранные инвестиции приходят на Ближний Восток, становясь основой экономического процветания и стабильности. Хусейн был в восторге от подобной перспективы – настолько, что позволил мне прерваться и набросать на бумаге предварительный проект. Ави, Эфраим и я удалились в соседнюю комнату.

– Помоги мне в этом, – обратился я к Эфраиму, который приступил к работе со мной над четырехстраничным документом, определявшим условия будущего мирного соглашения.

Я попросил Ави просмотреть их и дать свои комментарии. Когда документ был готов, я отправил Эфраима к иорданцам представить наш вариант.

К моему удовольствию, иорданцы предложили лишь небольшие изменения, согласившись с условиями в нашем изложении. Помимо созыва экономической конференции соглашение, которое мы назвали «неофициальным документом», предусматривало создание двух международных комитетов: одного – по проблемам беженцев, другого – для выработки решений по политическим вопросам и территориальным спорам, которые необходимо преодолеть для достижения подлинного мира.

Второго ноября король Хусейн и я пожали друг другу руки и поставили подписи под документом, подготовив почву для дальнейшего более глубокого диалога, способного проложить путь к новому (и так необходимому) будущему. Единственное, о чем просил Хусейн, – сохранить все в тайне. Мы охотно согласились.

Ави, Эфраим и я покинули Амман, воодушевленные как достигнутым прогрессом, так и скоростью, с которой это произошло. Я был словно во сне или внутри собственной фантазии; впервые за многие годы я удостоверился, что провальное лондонское соглашение не было нашим единственным шансом на прочный мир с соседом. Я не мог сдержать улыбку, когда мы с Ави обменивались впечатлениями. Я был взволнован, как когда-то в детстве; меня переполняли чувство облегчения, надежда и гордость. Восторг захватил меня, вероятно, сильнее обычного, и по неосторожности я совершил ошибку. Это был редкий момент за мою долгую карьеру, когда не удалось соблюсти абсолютную секретность.

Я прибыл в телестудию, чтобы как глава МИД дать рядовое интервью. «Запомните второе ноября!» – восторженно произнес я, ожидая в «зеленой комнате»[199] и размышляя о том необычном дне. Я думал, это прозвучало как случайная, проходная фраза, но оказался неправ.

Я не знал, что меня слышали журналисты. Каким-то образом некоторые из них сумели растолковать суть моего высказывания. Они пришли к выводу, что намечается подписание соглашения и что я, должно быть, посетил Иорданию. Я не знал, что допустил ошибку, пока сведения о мирных переговорах не просочились в СМИ под видом неподтвержденных слухов. Король Хусейн пришел в ярость оттого, что его просьбу проигнорировали, он беспокоился о последствиях для Иордании. Это было достаточным основанием, чтобы прервать переговоры – и остановить наш исторический прорыв.

Когда наше соглашение внезапно оказалось под угрозой, стало ясно – есть только один способ его спасти: переговоры должен возглавить Рабин, а мне придется отступить за кулисы. Я был разочарован в самом себе, ведь я едва все не испортил. Но главной целью всегда оставалось заключение мира.

К маю 1994 г. спокойный и снова излучавший оптимизм Хусейн вернулся за стол переговоров, где израильскую сторону теперь представлял Рабин. Поскольку мы с Хусейном достигли договоренности по основным условиям соглашения, после перерыва дела пошли вперед с впечатляющей скоростью. Двадцать пятого июля Рабин и Хусейн присоединились к Клинтону в Вашингтоне[200] для подписания декларации[201], положившей конец состоянию войны, объявили о прекращении военных действий между нашими странами и о начале переговоров, которые должны привести к мирному договору. На протяжении лета и осени делегации из Иордании и Израиля провели ряд встреч для окончательного согласования документа. К концу октября мирный договор был подписан: в жаркий солнечный день в долине Арава, недалеко от Эйлата, на берегу Красного моря, на границе Иордании и Израиля к нам присоединились пять тысяч гостей на церемонии подписания договора, который официально положил конец сорока шести годам войны. Президент Клинтон был там, чтобы засвидетельствовать этот момент и произнести несколько вдохновляющих слов.

– Эта обширная мрачная пустыня скрывает значимые признаки жизни, – сказал он. – Сегодня мы видим доказательство того, что мир между Иорданией и Израилем больше не мираж. Это реальность, и теперь он укоренится в этой почве.

Когда настал черед Хусейна выступить, он охарактеризовал наши достижения как «мир с достоинством» и «мир с обязательством».

– Это дар нашим народам и будущим поколениям, – воскликнул он.

Рабин воспользовался моментом, чтобы призвать не только к миру, но и к единству.

– Мы знали много дней скорби, и вы знали много дней скорби. Но тяжелая утрата, как и отвага, объединяет нас, и мы чтим тех, кто пожертвовал своей жизнью. Мы должны опираться на источники наших великих духовных ценностей, чтобы простить боль, которую причинили друг другу, обезвредить минные поля, разделявшие нас столько лет, и вместо них возделать поля изобилия.