Подавленная этим откровением, Джессика оглядела людей в Зале Ауедиенций. Движения их словно бы замедлились, и роль каждого из них стала ясна Преподобной Матери. Одни понимали, что Джессике не уйти из зала живой! Сознание соединило Джессику с ними ярким светом, как путеводной нитью, — люди были растеряны, притворялись, что спотыкаются, наталкиваясь друг на друга, группки смешались. Она понимала, что если покинет Большой Зал, то неминуемо попадет в руки других убийц. Алие все равно, станет ли ее мать мученицей или нет. Точнее даже было бы сказать, что это безразлично тому существу, которым одержима ее дочь.

В эту страшную минуту Джессика нашла способ спасти старого наиба и послать его из зала как вестника. Путь из зала был свободен. Как все просто! Перед ней стояли фигляры с заложенными ушами, плечи их опущены в знак пассивной защиты. Каждое существо на полу зала было коллизией бесплодной драмы, плоть этих людей можно было отделить от костей, обнажив омерзительные скелеты, коими они в действительности и являлись. Их тела, одежды, лица — все это воплощения их личного персонального ада — иссушенной груди запечатленного ужаса, блестящая наживка фальшивого камня заменила собой рыцарские доспехи; уста были готовы изрыгнуть любую истину, чтобы только избавиться от страха; брови были подняты, отражая возвышенные религиозные чувства, не усвоенные чреслами.

Джессика почувствовала разрушительную силу, которая грозила уничтожить сформированный мир Арракиса. Голос аль-Фали послужил сигналом, разбудившим зверя, дремавшего в глубинах ее души.

Спустя мгновение, Джессика вернулась в реальный мир движений, но это была уже не та вселенная, занимавшая ее ум всего секунду назад.

Алия начала было говорить, но Джессика грубо перебила ее.

— Молчать! Здесь присутствуют те, кто испытывает страх по поводу моего безусловного возвращения в лоно Общины Сестер. Но с того дня, когда фримен преподнес дар жизни мне и моему сыну, я сама стала фрименкой! — Она перешла на древнее фрименское наречие, которое могли понять только те, кому предназначались слова Джессики. — Онсар акхака зелиман ав маслумен! Поддержи в несчастье брата своего, прав он или не прав!

Слова Джессики произвели желаемый эффект, в зале произошло заметное движение.

Но Джессика уже пришла в ярость и не могла остановиться.

— Этот Гхадхеан аль-Фали, честный фримен, явился сюда сказать то, что должны были открыть мне другие, и пусть никто не смеет это отрицать! Экологическая трансформация превратилась в экологическую катастрофу, вышедшую из-под нашего контроля.

Всеобщее молчание было лучшим подтверждением правоты Джессики.

— Моя дочь наслаждается этой катастрофой! — продолжала Джессика. — Мектуб аль-меллах! Ты разрываешь мою плоть и сыпешь в раны соль! Почему Атрейдесы обрели свой дом здесь? Потому что мохалата оказалась для нас естественной. Для Атрейдесов правление всегда было партнерством во имя защиты подданных, а фримены называют это своим словом мохалата. Теперь посмотрите на нее! — Джессика указала рукой на Алию. — По ночам она смеется, одержимая искушениями зла! Производство Пряности упадет до нуля или до ничтожной доли современного уровня! И когда слово об этом вырвется наружу…

— Мы все равно останемся главными производителями этого бесценного продукта во вселенной! — закричала Алия.

— Мы будем главными в аду! — яростно вскричала в ответ Джессика.

Алия заговорила на древнем языке Атрейдесов, языке, изобилующем гортанными звуками и толчками.

— Теперь ты все знаешь, мама! Ты что, думала, что бабка барона Владимира Харконнена не одобрит все те жизни, которые ты навязала мне прежде, чем я успела появиться на свет? Когда я пришла в ярость от того, что ты со мной сделала, то я просто спросила себя, что сделал бы в этой ситуации барон. Но он ответил! Понимаешь, Атрейдесова сука? Он ответил мне!

Джессика физически ощутила яд, который источали слова Алие, и поняла, что ее догадка полностью оправдалась. Мерзость! Алия порабощена изнутри, одержима кагуэтом зла, бароном Владимиром Харконненом. Барон сам говорит устами Алие, нисколько не беспокоясь, что именно она раскрывает. Он хочет видеть, как она осуществит его мщение, хочет убедиться, что его нельзя изгнать из души дочери Джессики.

Я осуждена оставаться здесь в полной беспомощности своего знания. Осознав это, она встала и направилась к пути, который видела в состоянии адаба.

— Федайкины, за мной! — скомандовала она.

В зале было шесть федайкинов. Пятеро из них немедленно оказались возле Матери Влаги.

Если я слабее тебя, то я прошу у тебя свободы, ибо это согласуется с твоими принципами; если же я сильнее тебя, то я отнимаю у тебя свободу, ибо это согласуется с моими принципами.

Слова древнего философа, приписываемые Харком аль-Ада некоему Луи Вейо

Лето выглянул из потайного выхода из сиетча, пригнулся, чтобы посмотреть, что находится за нависшим выступом скалы, закрывавшей ему обзор. Вечернее солнце оттеняло длинные, казавшиеся черными трещины в скалах. Бабочка-скелет то ныряла в тень, то вылетала на свет, причудливые переплетения жилок крыльев отчетливо виднелись на фоне прозрачных перепонок. Каким нежным созданием выглядит эта бабочка в этом суровом уголке, подумал Лето.

Прямо перед мальчиком раскинулся абрикосовый сад, в котором работали дети, собирая упавшие на землю плоды. За садом пролегал канал. Они с Ганимой ускользнули от охраны, быстро смешавшись с толпой возвращавшихся в сиетч рабочих. Оказалось очень несложно проползти по вентиляционной трубе к потайному выходу. Теперь оставалось только слиться с работающими детьми, пройти к каналу и выбраться к туннелю. Там принцу и принцессе предстояло пройти мимо хищной рыбы, которая охраняла племенную систему ирригации от засорения песчаными форелями. Ни одному фримену не пришло бы в голову, что найдется человек, рискнувший погрузиться в воду.

Лето выступил из защитного прохода. По обе стороны простирались скалы. Мальчик полз и ему казалось, что скалы прилегли на землю отдохнуть.

Следом за братом ползла Ганима. У обоих в руках были маленькие плетеные из Пряности корзинки для фруктов, в которых, правда, находились пистолеты, ножи, фримпакеты и… костюмы, присланные Фарад'ном.

Вслед за братом Ганима проскользнула в абрикосовый сад, где они смешались с работающими детьми. Маски защитных костюмов закрывали все лица. Было такое впечатление, что работников стало на двоих больше, но Ганима чувствовала, что то, что они делают, уводит их от привычной безопасности и известного образа жизни. Как просто было сделать этот шаг — шаг от одной опасности к другой!

Лежавшие в корзинках новые костюмы от Фарад'на преследовали цель, хорошо понятную обоим. Ганима подчеркнула это знание, вышив на груди каждого костюма слова: «Мы отвечаем».

Скоро должны были наступить сумерки. За каналом, отмечавшим границу сиетча, начинался новый мир, в котором вечера не походили на вечера в любом другом месте вселенной. То был мягко освещенный мир Пустыни с его одиночеством, насыщенным ощущением того, что каждое существо в этом мире одиноко в новой вселенной.