Рисунок 10. Распространение Y-хромосомных линий по всему миру

Пару лет назад меня попросили провести генетический анализ в одной из телевизионных программ. Его целью было показать с помощью генетических данных то, что все люди произошли от африканского предка. Вначале я колебался, поскольку полученные перед телевизионной камерой персональные генетические данные увидел бы весь мир. Но будучи успокоенным продюсером программы и людьми, предоставившими образцы своей ДНК, я приступил к анализу. Протестировать свою Y-хромосому вызвались четверо мужчин, проживавших в Лондоне, и я проанализировал те маркеры, о которых мы говорили в этой книге — M168, M130 и другие. Когда работа была завершена, для троих из этих четырех мужчин были получены вполне ожидаемые результаты. Y-хромосома мужчины ирландско-шотландского происхождения содержала маркер M173, встречающийся с большой частотой в Северо-Западной Европе. Японец имел маркер M122, общий примерно для 20 % его соотечественников. Y-хромосома пакистанца имела маркер М89, распространенный по всему Ближнему Востоку и Центральной Азии. Однако Y-хромосома последнего мужчины меня удивила. Имея афрокарибское происхождение, он надеялся, что генетически близок к южно-африканским зулусами, с которыми чувствовал сильную культурную связь. Но его ДНК свидетельствовала о более сложной истории.

Оказалось, что этот мужчина имеет Y-хромосому с маркером M173 — каноническую европейскую линию. M173 не был найден ни у одного из сотен исследованных коренных субсахарских африканцев. Поэтому возникал закономерный вопрос — прочему у него такие странные результаты? Протестированные нами маркеры, не относящиеся к Y-хромосоме, включая и обнаруженный мною у зулусских мужчин в середине 1990-х годов, показали, что генетически этот мужчина — африканец. Очевидно, что Y-хромосома рассказывала совсем другую историю — и она поможет проиллюстрировать основную тему этой главы.

Причина, по которой наш афрокарибский мужчина имел европейскую Y-хромосому, заключалась в том, что в какой-то момент прошлого один из его предков по мужской линии должен был иметь отца-европейца. Учитывая историю его семьи, вполне вероятно, что это случилось, когда она жила на Карибах в эпоху рабовладения. Понятно, что для интерпретации этих результатов было важно знать историю последней миграции. Как только были выяснены эти обстоятельства, привести в соответствие данные по Y-хромосоме и всю его остальную генетическую историю стало проще простого, что дало нам представление о его сложном генеалогическом древе.

Был ли этот случай уникальным? Конечно же, нет. Оказалось, что Y-хромосомные линии 30 % афроамериканцев имеют европейское происхождение. Эпоха работорговли оставила свой отпечаток на ДНК африканцев, живущих за пределами Африки. Однако не они одни имеют смешанное происхождение. За последние 500 лет — охватившие эпоху Великих географических открытий в Европе и промышленную революцию — люди стали более мобильными, чем когда-либо. Сегодня потомки тех современных людей, которые первыми добрели до Евразии, избороздили всю планету вдоль и поперек такими темпами, какие и не снились нашим предкам, жившим в эпоху верхнего палеолита. Последний «большой взрыв» в человеческой эволюции, который следовало бы назвать «революцией мобильности», дал начало эре глобализации. В то время как культурные и экономические последствия проживания во «всемирной деревне» обсуждаются бизнесменами и политиками, а экологические побочные эффекты видны в стремительной потере биоразнообразия, генетические последствия последнего взрыва, пожалуй, не столь очевидны.

Большая часть моей работы в качестве генетика направлена на расшифровку взаимосвязей между народами, проживающими на территории Центральной Азии. Бывшие советские республики Узбекистан, Казахстан, Киргизия и их соседи в советскую эпоху были закрыты для большинства западных ученых, и когда в начале 1990-х годов они стали доступными, я ухватился за возможность поехать туда. До этого времени сбор образцов для изучения мирового генетического разнообразия ограничивался только Европой, Восточной Азией (главным образом Китаем и Японией), Южной Африкой и Северной Америкой. Центральная Азия была почти не изучена — «черный ящик» в генетической модели мира.

Впервые я побывал там летом 1996 года, а потом еще несколько раз в связи с моей работой. Я ездил туда на лендровере из Лондона, летал на тряских самолетах еще советской эпохи и ходил пешком через отдаленные пограничные районы, неся на себе коробки с генетическим оборудованием для сбора образцов. Однако больше всего мне запомнилась поездка в Таджикистан в августе 2000 года. Я работал там вместе с местными учеными и врачами, и нашей целью было взять образцы крови у нескольких этнических групп, проживающих в горных районах страны. Одним из них был Ягноб.

Ягноб напрямую связан с Великим шелковым путем. Ягнобский язык — прямой потомок согдийского языка, который был когда-то «лингва франка» Великого шелкового пути — во многом так же, как английский служит языком коммерции сегодня. В середине первого тысячелетия нашей эры на согдийском языке говорили в центрах торговли по всей Центральной Азии, от Персии до Китая. После завоевания этой территории мусульманами в XVII–XIX веках его использовали реже, а к XX веку все его диалекты исчезли, кроме одного. Ягнобцы, живущие в нескольких изолированных селениях в отдаленной Зерафшанской долине на севере Таджикистана, по-прежнему говорят на этом древнем языке, представляющем собой лингвистический артефакт возрастом 1500 лет. Мы собирались посетить их и рассказать о нашем проекте в надежде, что они захотят поучаствовать в нем, чтобы узнать свою историю с помощью знаков, записанных в их ДНК.

Путешествие из столицы Таджикистана Душанбе в селения Ягноба включало в себя переход через ущелье, которое только недавно было отвоевано правительственными войсками Таджикистана в ходе долгой и кровопролитной гражданской войны. Пройдя через несколько контрольных пунктов, охраняемых солдатами с автоматами Калашникова, и спустившись в расположенные друг за другом долины, мы нашли грунтовую дорогу, ведущую на восток вдоль реки Зерафшан. Несколькими часами позднее, после того как нам неоднократно приходилось вытаскивать наш старый советский фургон из дорожных ухабов, мы добрались до маленького кишлака. Мы выпрыгнули из машины и спросили, можем ли поговорить с местным старейшиной. Мы рассказали о нашем проекте, и, попивая чай, стали ждать, пока старейшина кишлака обдумывал сказанное нами. В конце концов он сообщил, что мы напрасно проделали это путешествие.