В дверь постучали, Аля вздрогнула и вскочила. В комнату заглянул Клим. Выглядел он бледным, уставшим и встревоженным. К удивлению Алевтины, он был не один – за ним следом зашли еще двое. Сутулый прыщавый молодой человек и стройная темноволосая женщина с красивым скорбным лицом, одетая в строгий черный костюм. Клим подлетел к Алевтине, поцеловал ее в лоб и обернулся.

– Вот и моя сумасбродная невеста, познакомьтесь, – торжественно произнес он вибрирующим от напряжения голосом. – Аля, ты тоже познакомься, пожалуйста. Это Альбина Викторовна, директор конторы ритуальных услуг. А это нотариус. Мне пришлось им все рассказать о твоей сумасшедшей затее.

– Ты о чем? – охнула Аля.

– Альбина Викторовна, моя Алечка немного нервничает. Ничего не соображает. Дорогая, мне пришлось рассказать Альбине Викторовне, что ты экстремалка и хочешь испытать острые ощущения под землей в гробу на кладбище. Кроме Альбины Викторовны и ее нотариуса, никто об этом знать не будет. Даже землекопы. Аль, но тебе придется подписать одну бумажку. Просто формальность, – виновато глядя на нее, сказал Клим и положил на стол какой-то документ. – Вот, ознакомься, пожалуйста.

Альбина Викторовна кивнула и участливо улыбнулась Алевтине. Нотариус топтался неподалеку и косился на Алю странным взглядом.

– Что там написано? – растерянно спросила Аля.

– Что ты на это дело идешь добровольно и не будешь иметь к фирме никаких претензий в случае своей внезапной смерти в гробу, – развеселился Клим. – Кстати, дорогая, ты себя нормально чувствуешь? У тебя, кажется, вилка из головы торчит?

– Не смешно, – тряхнула головой Аля.

– Действительно, не смешно, – серьезно сказал Клим, выпутал из волос Алевтины вилку и положил на стол рядом с договором.

– Это я причесывалась, – смутилась Аля. Альбина Викторовна вновь кивнула, улыбнулась с участием и, шепнув что-то нотариусу, вышла с ним за дверь.

– Подписывай, Аля, – зашипел в ухо Клим и подтолкнул ее к столу. – Мне еле-еле удалось директрису уговорить. Без штампа она не хотела даже разговаривать. Со штампом, пожалуйста, она тебя и живую бы закопала навечно. Представь, так и сказала! Но без штампа – ни за какие деньги.

– Ты кислородный баллон привез? – ненавязчиво полюбопытствовала Аля, вытирая холодный пот со лба.

– Привез. И телефон тебе купил новенький.

– А у доктора и Пономаренко проблем не будет?

– Не будет. Во-первых, я с ними еще вчера все обсудил. Во-вторых, у Альбины самой рыльце в пушку. Она оформила фиктивные документы на захоронение Глафиры на человеческом кладбище. Но ты оказалась права, просто так похоронить человека гораздо сложнее, чем собаку. Сплошная бюрократия! – искренне возмутился Клим и сунул Алевтине свою перьевую ручку. – Погоди, сейчас я их позову. Нужно в присутствии нотариуса документ подписать.

– Но это же бред, Клим! – окликнула его у двери Аля. – Как я могу после своей смерти иметь к кому-то претензии?

– Да какая тебе разница! – разозлился Клим и вышел за дверь. Разницы и правда не было никакой.

Вернулся нотариус, Алевтина поставила свою подпись на документе и выпроводила всех за дверь. Теперь ей надлежало облачиться в погребальное платье, навести марафет и укрепить в волосах лилии. Аля смахнула со стола крошки, положила на стол свежую газету, высыпала из пакета косметику, аккуратно ее разложила. Подошла к потрескавшемуся от старости зеркалу над раковиной, уставилась на свое отражение, вернулась, сгребла косметику обратно в пакет и решила, что гримироваться с ее рожей не стоит, потому что после перепоя она и без косметики смахивает на труп. Платье пришлось впору и приятно холодило тело. Аля надела туфли и прошлась взад-вперед по каморке. Обувь оказалась невероятно удобной, мягкой и на ножке сидела идеально – ее даже слегка расстроило то обстоятельство, что, лежа в гробу, ходить ей негде будет. Укрепить цветы в волосах никак не получалось. Пришлось заплести две дурацкие косички и вплести в них цветы. Ехидно посмеиваясь над своим отражением дебильной девочки-алкоголички в белом платьице, Алечка послала себе воздушный поцелуй, плюнула в раковину и вновь уселась на диван в ожидании церемонии.

Все походило на плохой фильм ужасов, где режиссер задумал всех удивить неожиданным сюжетным ходом и решил по ходу дела изменить утвержденный сценарий, но в итоге запутался, и получился полный отстой. Тем не менее в этом дрянном фильме Алечка играла главную роль. Плохо играла, потому что по законам жанра должна была биться сейчас в конвульсиях и отказываться ложиться в гроб. Последняя, так сказать, кульминационная сцена перед развязкой. Рыдать больше не хотелось, наступило спокойствие, легкое отупение и полное безразличие ко всему… почти. Желание все же было – одно, и очень интимное: прихватить с собой в гроб всю свою новую косметику, чтобы, не дай бог, не потерялась.

В комнату проскользнул Пономаренко с заговорщическим выражением лица. В руках он держал бутыль с мутноватой жидкостью и кружку. Аля в ужасе замотала головой.

– Надо, – тоном, не терпящим возражений, сказал Леонид, примостил свой грузный зад на диван рядом с Алевтиной и сунул кружку ей под нос.

– Что это?! – принюхиваясь, спросила Алечка – смесь воняла резко и отвратно.

– Успокоительное. А ты что думала, девуля, я тебе бухло принес? – заржал Пономаренко, плеснув ей на платье несколько капель.

– Да осторожней ты! Платье мне изгваздал, как я теперь… теперь вообще… – недовольно буркнула Алевтина.

– Да-а… Теперь, однозначно, выход в свет, вернее, на тот свет придется отменить! – съязвил Леонид.

– Да пошел ты! – разозлилась Алечка и вырвала кружку из его рук. К «черным» шуткам доктора она так и не привыкла, но за время их кратковременного запоя и вынужденного совместного проживания они в некотором роде сблизились и стали чуточку друзьями. Поэтому Алечка могла себе позволить столь фамильярное обращение к мужчине, который был старше ее почти вдвое.

– Ты пей, девуля, пей, и тебе будет хорошо, – ласково настаивал Пономаренко. – Это я тебе как твой личный патологоанатом говорю – надо! – Пономаренко опять заржал. – Алечка насупилась, но сделала два нерешительных глотка и скривилась. – До конца пей, – не отставал Леня. Пришлось подчиниться, потому что она уже поняла: если Пономаренко говорит «пей», отказываться бесполезно.

– Долго еще ждать? – хмуро поинтересовалась Алечка, допив мерзкую жидкость до дна.

– Эх! Пора! – с сожалением вздохнул патологоанатом и встал. – Хорошая ты баба, Алевтина, жаль такое добро в землю зарывать. Ты уж не побрезгуй, как воскреснешь, в гости загляни. Посидим, выпьем! Ну все, пошли, красавица, больно косы твои раскудлатые мне нравятся, – напоследок пошутил Леонид и повел Алевтину за собой.

Отправляться на экскурсию на тот свет было неудобно, тесно и щекотно. Волосы постоянно лезли в лицо, лилии в замкнутом пространстве источали невыносимый запах дорогого общественного туалета, под филейной частью были втихаря аккуратно уложены тюбики с помадой и тушью и прочей косметикой, между ногами располагался баллон с кислородом, в бока упирались фонарик, телефон и бутылка с минеральной водой. В общем и целом жить было можно, точнее, умирать. Для полного счастья не хватало плеера с наушниками и парочки бутербродов. Бутербродов не хватало особенно сильно. Успокоительное, влитое в нее Леонидом, подействовало на Алевтину странным образом: отключило нервную систему, но возбудило зверский аппетит. Но, естественно, никому из бестолковых мужчин даже в голову не пришло позаботиться о сухом пайке. Действительно, зачем еда покойнику! На ее справедливый упрек Клим растерянно пожал плечами, хлебосольный Пономаренко приволок из своей каморки подвядший пучок зеленого лука и черствый ломоть хлеба (все, что осталось из закуски после их пиршества), Альбина Викторовна смущенно протянула Алевтине недоеденную шоколадку. Хлеб с луком были сметены мгновенно, шоколадку Алечка оставила про запас в качестве эффективного антидепрессанта и, послав всем прощальный воздушный поцелуй, покладисто сложила ручки на груди.