Ридрих медленно шагал по городу, приглядываясь к изменениям, его путь лежал в центр, где расположены дома богачей.

Вот и знакомое здание. Зеленого щита больше нет, его отломали и, судя по всему, давно — скол замазан краской, не вполне подходящей по тону к той, которою выкрашен фасад, но пятно не слишком выделяется. Со временем старая и новая краски почти слились, приобрели сходный сероватый оттенок… Странник пошел вдоль строения, поглядывая на окна. Стекла, выбитые после штурма, снова вставили, да получше прежних — прозрачные, дорогие. Сквозь них видны красивые шторы. Здесь снова живет важная особа, к таким не подступишься с вопросами о прежних хозяевах отеля. Да и вряд ли почтенный господин изволит знать, куда выгнали проклятых лигистов, занимавших дом прежде. Вот если бы кто-то из челяди подвернулся… хотя у важных особ и челядь бывает под стать — чванливая, заносчивая.

К счастью, из двухэтажного домика напротив вперевалку вышла толстая бабенка. Ридриху понравились ее круглые румяные щеки и добрый взгляд, соседка выглядела добродушной и болтливой. Постукивая посохом, Эрлайл двинулся к ней, вежливо окликнул — не знает ли добрая госпожа, что сталось с жившей здесь семьей? Тетка в самом деле оказалась болтушкой. Она поведала Ридриху не только о вдове рыцаря, проживавшего в доме под зеленым щитом, но заодно рассказала все городские новости. Пришелец слушал, не перебивая, терпеливо кивал и поддакивал. Внимание — единственная благодарность, которую он мог предложить добродушной горожанке, да той ничего иного и не требовалось… Наконец толстуха выговорилась и тут только догадалась спросить, кем приходится странник прежним жильцам и для какой надобности разыскивает их. Ридрих соврал, что лет шесть назад, еще до войны, бывал в Мергене и имел дело с зеленым рыцарем, а теперь вот снова в городе и решил узнать, не требуются ли слуги доброму и щедрому господину… а тут вот такое…

— Как же шесть лет назад? — тут же удивилась соседка. — Господин с супругой вселились как раз за год до войны…

— Значит, я перепутал, не шесть лет, а… четыре с половиной, — равнодушным тоном поправился Ридрих, ругая себя за оплошность.

Но добрая тетка не заподозрила обмана и снова принялась объяснять, где можно отыскать вдову зеленого рыцаря. Да только слуги ей теперь не по карману, печально заключила толстуха. Ридрих поблагодарил ее и удалился.

Вокруг шумела пестрая толпа, Мерген торговал, обменивал, ткал, ковал, тачал, шил и отпускал грехи… Здесь все были при деле.

* * *

Ридрих вышел к городскому рынку и остановился. Сновали хозяйки с кошелками, полными снеди, крикливыми стайками носилась детвора. Грохоча окованными ободами колес по булыжнику, катились телеги. Здесь кипит жизнь, здесь звенят монеты, здесь последний нищий не умрет с голоду, всегда найдется сердобольный прохожий, готовый швырнуть грош в подставленную шляпу.

Ридрих расслышал — сквозь гомон толпы и стук колес пробивается печальная мелодия. Он побрел, оглядываясь в поисках музыканта, перешел дорогу и увидел ее. Напротив въезда на рынок спиной к Эрлайлу на вросшей в землю древней каменной тумбе сидела женщина. Бесформенное черное платье не позволяло разглядеть фигуру, видно только, что у нее прекрасные черные волосы. Сейчас, правда, они были растрепаны и в беспорядке лежали на плечах, да и платье оказалось оборванным и смятым. В руках женщина держала лютню. Мелодия, едва пробивающаяся сквозь базарный шум, звучала надрывно и печально. Слушая музыку, хотелось жить и плакать.

Ридриху показалось, что тень, которую отбрасывает лютнистка, удлиняется и шевелится внизу. Странная тень… Бродяга шагнул в сторону, чтобы заглянуть сбоку.

У ног женщины копошилась одетая в лохмотья босая девочка трех или четырех лет. Рядом стояла кружка с несколькими медяками. Лицо лютнистки по-прежнему было скрыто растрепанными волосами, но сомнений не осталось — это она.

Девочка, играя, бросила в кружку камешек, кружка звякнула, женщина, всхлипнув, ударила малышку по затылку, ребенок заревел. Мать, бережно отстранив лютню, прижала дочь к животу, поцеловала пушистую макушку и принялась утешать. И вот уже они заплакали вместе. Ридрих, стоя в стороне, наблюдал. Он боялся ошибиться и боялся не ошибиться. Глядя на девочку, снова и снова подсчитывал месяцы: да, вполне вероятно, что девочка — его дочь или дочь Отфрида. Барон рыжий, у Ридриха волосы каштановые. Девочка же пошла в мать — брюнетка… Так не определишь.

Выждав несколько минут, чтобы дитя утешилось, Ридрих направился к лютнистке. Та уже начала наигрывать новую мелодию. В кружку полетела серебряная марка, женщина подняла глаза, огромные, черные. Ее лицо оказалось неестественно бледным, щеки впали, губы потрескались. Похоже, она тяжело больна. Ридрих разглядел, что пальцы лютнистки тонкие и грязные, ногти красивые, но она за ними не ухаживает. Зато лютня — чистенькая, блестит лаком, будто новая. Об инструменте хозяйка заботится.

— Если б малышка танцевала, тебе давали бы больше, — заметил Ридрих. Нужно с чего-то начать разговор.

— Ты? — Голос у женщины все тот же — тонкий, звонкий, но теперь звучит, как надтреснутый колокольчик. — Помню. В тот день.

— Да… — Ридрих опустил глаза. — Иначе барон Игмор убил бы тебя.

— Я знаю. Но, может, так было бы лучше? — Женщина тоже уставилась в сторону, пальцы замерли, не доведя мелодии до конца. Лютню она держала очень бережно — такую чистенькую. Инструмент странно выделялся рядом с обтрепанными лохмотьями вдовы и ребенка. — Лучше для всех. Почему ты здесь?

— Я хотел его убить. Не вышло.

— Его нельзя убить.

— Почему?

— На нем ведь медальон? Маска демона с красными глазами?

— Откуда ты знаешь?

— Зигунд два месяца был комендантом в Игморе, он привез книги из замковой библиотеки.

— Зигунд — твой муж? Зеленый рыцарь? Он убил старого барона Фэдмара.

— Я знаю. Если хочешь, идем с нами, я живу за рынком. Прочтешь сам о проклятии Игморов. Ты умеешь читать? Книги до сих пор у меня.

— Ты хранишь книги?

Женщина пожала плечами:

— Это был последний подарок Зигунда.

— Habent sua fata libelli…[83]А лютня?

— Его первый подарок…

* * *

Женщина назвалась Ианной. Когда Ридрих произнес собственное имя, рассеянно кивнула. Потом нагнулась, закашлялась, отворачиваясь и заслоняя рот рукавом, сгребла монеты из кружки и поднялась:

— Идем!

Было похоже, что ее не слишком интересуют житейские мелочи. Раз Ридрих дал марку, на сегодня «работа» окончена, марки хватит надолго. Ианна отряхнула подол, девочка (пока шел разговор, она сидела и пристально разглядывала незнакомца) встала. Путь лежал через рыночную площадь. Первой шагала Ианна, она бережно прижимала к себе инструмент и разглядывала овощи, изредка останавливалась, спрашивала цену. Ридрих держался позади, постукивая посохом, а девочка (ее звали Лассой) семенила, вцепившись в мамину юбку, и поминутно оглядывалась на чужого дядю. Ридрих с трудом выдерживал взгляд малышки, ее глаза казались глубокими, будто два черных омута. Ласса не улыбалась.