бы не обратила на это внимание. И Камышев понял, что девушка взяла на себя разговор со свидетелем не просто так. Она, по факту, гасила пламя, на что у него самого, Камышева, сейчас не хватило бы терпения. И он был ей за это благодарен. — Лично вы считаете их надежными?

Валерий планировал задавать ему именно такие вопросы, но хорошо понимал, что пусть это и дальше делает Вера. Иван Николаевич явно успокаивался, и это было им всем на руку. А вот сам калининский следователь уже не был уверен, что правильно провел бы беседу. После всего произошедшего он чувствовал себя уставшим, раздраженным и невнимательным.

— Когда я пришел в восемьдесят пятом, — Гальперин тем временем задумался, — почти все нынешние сотрудники уже работали там. За три года я хорошо их узнал, и у меня не было ни одного к ним серьезного нарекания.

— Даже к врачу? — уточнила Вера.

— Что значит «даже»? — возмутился директор, но уже не так бурно, как во время разговора с Камышевым. — Савелий Прокофьевич, между прочим, защитил кандидатскую по педиатрии! Это человек, который ценит свое дело и свое место!

— Хорошо, хорошо, Иван Николаевич, — девушка примирительно выставила вперед руки. Она по-прежнему сидела на стуле у стены, и Гальперину пришлось повернуться корпусом, чтобы нормально ее видеть. — Скажите, а ваша помощница?..

— Ираида Петровна? — Гальперин иронично вскинул брови. — Она мой заместитель, и на это место я ее поставил сам — за трудовые заслуги. Товарищ Исакова опытный педагог, за ее плечами несколько спецшкол для трудных детей.

— Я вам задам, наверное, не очень приятный вопрос, — Вера сделала паузу, и Камышев невольно залюбовался ею. Не как женщиной, а как профессионалом, которым она явно была вне зависимости от своего возраста. Хотя, честно признался себе Валерий, также в эти моменты она словно преображалась. — Так вот, Иван Николаевич, подумайте и не спешите меня осуждать и спорить… Как вы думаете, мог кто-то из воспитанников работать на этих преступников? Необязательно по собственной воле, тут все может быть…

Гальперин, взвившийся было от ее слов, все же успокоился, услышав про возможные угрозы или шантаж по отношению к воспитанникам. Все-таки это была уже совершенно другая история, и ребят нельзя за такое судить. И Камышев, до этого и так с максимальным вниманием слушающий диалог Веры с директором, перешел в режим живого компьютера. Следователь не всегда узнает что-то напрямую сам, говорил отец, он должен уметь слушать и анализировать в любой ситуации. И никогда не пренебрегать чужим опытом. Вот почему Валерий всегда просился на допросы с опытными следаками, вел конспекты и не стеснялся уточнять детали, кажущиеся ему важными. За это одни считали Камышева назойливым выскочкой, другие же прочили ему головокружительную карьеру в прокуратуре.

— Вы знаете… — немного помедлив, начал Иван Николаевич. — Я не думаю, что кто-то из детей в этом замешан. Они все напуганы происшествиями. Мы хоть и стараемся их оградить, но молва долетает и до нашего медвежьего уголка… А тут еще все эти истории про сгоревших сирот в дореволюционном приюте. Дети же очень впечатлительные. Нет, на мой взгляд, воспитанники не стали бы сдавать друг друга бандитам. К тому же…

Вера выжидательно смотрела на Гальперина, Камышев тоже терпеливо ждал, понимая, что сейчас нужно всячески поддерживать контакт с допрашиваемым. Не сбивать его, не торопить, не подгонять и не подсказывать.

— Мы же с вами беседовали о болезнях ребят, — наконец, заговорил директор. — Сами воспитанники вряд ли могли о таком знать. Ну, откуда им, в самом деле, должно быть известно о таких вещах, как врожденный порок сердца или, скажем, сахарный диабет? Про себя — ладно, но про других? Нет, товарищи милиционеры, здесь, на мой взгляд, все гораздо сложней. В этой истории замешан кто-то более осведомленный…

— Кто? — спросил Камышев, поняв, что сейчас самый момент ему перехватывать инициативу.

— Я не знаю, — пожал плечами Гальперин.

— У кого есть доступ к личным делам воспитанников? — Валерий продолжил давить в том же направлении.

— У меня, — глядя следователю прямо в глаза, ответил директор. — И у всего высшего педсостава. Воспитатели и нянечки исключены. Савелий Прокофьевич…

Лицо Гальперина вытянулось, и Камышев насторожился. Только недавно директор отчаянно защищал свой персонал, в том числе этого пожилого врача, а тут вдруг явно о чем-то вспомнил или понял что-то абсолютно новое.

— Я помню, как подписывал его запрос в районный архив по делам, которые сгорели в восемьдесят четвертом, — начал рассказывать Иван Николаевич. — Но я не придал этому значения, считал, что они и вправду необходимы, эти дела.

— И когда это произошло? — уточнил Валерий.

— Месяц назад, — не напрягаясь, вспомнил Гальперин.

«И начались исчезновения, — подумал Камышев. — Совпадение?»

Он, извинившись, вышел из помещения, нашел Апшилаву и пересказал ему все, что сказал директор.

— Думаешь, доктор как-то со всем этим связан? — Эдик потер переносицу.

— Не мешало бы проверить, — твердо сказал Валерий.

На задержание отправили оперативников Спицына и Круглова — с ускорением формальностей помог Волков, а так бы пришлось еще какое-то время ждать. Камышев, чтобы не терять время, вернулся в комнату для допросов, и они еще побеседовали с Гальпериным. Увы, ничего больше вытянуть из него не удалось — ни Валерию, ни Вере. В итоге директора пришлось отпустить, извинившись за столь длительные неудобства.

Томительное ожидание завершил телефонный звонок на аппарат в кабинете Эдика. Все трое — Камышев, Апшилава и эксперт Терентьева — сидели там, пытаясь склеить из разрозненных фактов единую картину. Кладбищенские работники, неуловимые бандиты на «Волге», пожилой педиатр из детского дома — все они если и не были связаны друг с другом, но играли свои роли в странном спектакле, разыгрываемом неизвестными силами в маленьком Андроповске. Валерий не знал, как остальные, но лично ему очень хотелось, чтобы все оказалось звеньями одной цепи. Слишком уж и так затягивается происходящее.

— Да? — сказал Эдик, подняв трубку. — А, это ты, Пашка? Ну что, везете к нам этого субчика с медицинским дипломом? Что? Как?

Довольное выражение лица курчавого милиционера сменилось тревогой, а затем гневом. Он приказал оперативникам возвращаться в отделение, бросил трубку на рычаги и, обведя взглядом Камышева и Терентьеву, выдавил:

— Врач сегодня пошел в лес и до сих пор не вернулся. Пропал.

* * *

Следственная группа во главе с капитаном КГБ Волковым приступила к планированию оперативно-розыскных мероприятий. Бесконечно тянущийся понедельник все никак не заканчивался, оправдывая свое народное звание тяжелого дня, и Валерий подспудно ожидал еще какого-нибудь неприятного сюрприза. Он чувствовал себя словно в офицерском штабе во время войны — все причастные к расследованию дела