Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы еще кто такая?
— Не трогайте меня!
— Да не трогаю я вас, боже упаси! Видите, я на вас даже не смотрю.
— Это почему вы на меня не смотрите? Извольте на меня смотреть!
— Как вам не стыдно такое говорить, женщина! Вы в таком виде!
— У меня прекрасный естественный вид!
Тут зароптали и остальные нудисты:
— Что происходит?
— Безобразие!
— Это что, нас собираются расстрелять? Как при фашизме-сталинизме?
— Господи! — схватился за голову Степанов. — Да никто вас не собирается расстреливать, товарищи граждане!
Не в силах смотреть на обнаженных людей, он опять отвернулся.
— Почему вы не хотите одеться? Так же нельзя разговаривать!
— Не отворачивайтесь! — потребовал Эрнст Степанович. — Вы, мэровский прихвостень! Мы никуда не уйдем с этого острова! И вы не в силах нам помешать. Правильно, друзья?
— Правильно! — закричали нудисты. — Да здравствует свобода! Долой произвол! Долой мэра! Нет ложному стыду!
— Если вы сейчас же не оденетесь! — прошипел Степанов. — Мы вас в таком вот виде задержим, погрузим на теплоход и доставим в город. И проведем нагишом по улицам.
— И пожалуйста! — воскликнул Эрнст Степанович. — Ничего другого мы от вас и не ждем. Только учтите, среди нас есть дипломированные адвокаты с мировым именем. За подобные нарушения прав человека вы ответите. Может быть, не сейчас, так в будущем. Мы этого просто так не оставим. Вы слышали, друзья?
— Да! Мы слышали! — тут же отозвались обитатели острова. Они совершенно пришли в себя и уже были в состоянии оценить ситуацию. — Мы этого так не оставим!
— Это беспредел! — закричала Зинаида Михайловна. — Беззаконие!
Степанов почувствовал, что ситуация уходит из-под его контроля. Но тут ему на помощь опять пришел Костылин.
— Ах вы, ублюдки! — закричал он, прибавляя к своим эпитетам эпитеты матерные. — Извращенцы! Быстро все оделись! Считаю до трех. Раз! Два!
Но нудисты были готовы к борьбе.
— Мы не извращенцы! — закричали они. — Зато вы садисты! Фашисты! Менты поганые! Мусора!
Забавно было смотреть, как голые люди переругиваются с вооруженными до зубов людьми.
Костылин схватил Эрнста Степановича за шкирку:
— Да я тебе сейчас член оторву, сволочь очкастая!
— Костылин, отставить! — закричал Степанов, чувствуя, как на его голове шевелятся волосы.
Но было уже поздно. С визгом дикой кошки Зинаида Михайловна накинулась на Костылина, обняла его руками и ногами и вцепилась зубами ему в ухо. Костылин, которого угораздило снять с головы шлем и совершенно не ожидавший нападения, заверещал и закружился на месте.
— Отставить! — кричал Степанов, с ужасом смотрящий на все это. — Отставить! Кому говорю?
Остальные милиционеры смотрели, но не двигались с места.
Наконец Костылину удалось скинуть с себя Зинаиду Михайловну. Она упала на землю, и между нею и Костылиным тут же встал Эрнст Степанович. Губы его дрожали, но он все же гневно сжимал кулаки.
— Это же нападение на сотрудника! — кричал тем временем Костылин. — Да я сейчас!
Он схватил у кого-то из бойцов автомат и уже собрался передернуть затвор, но тут на него уже навалились свои.
— Паша! — кричали ребята. — Успокойся! Чего ты в самом деле?
Автомат у Костылина отняли. Тот стоял красный и потный. Даже не ругался матом, только что-то невнятно бормотал.
— Уведите его! — приказал Степанов.
— Вы за это ответите! — тут же подлетел к нему Эрнст Степанович. — Вы за это ответите! Как ваша фамилия?
— Я вам назову свою фамилию, и звание, и все, что полагается, когда вы оденетесь и предъявите мне свой паспорт! — закричал Степанов.
Атмосфера стремительно накалялась.
Но тут из-за леса появился новый отряд. Высоченные омоновцы — каждый метра по два, вели группу довольно тщедушных мужичков. Мужички были полуодетые и потрепанные, но, в отличие от нудистов, счастливые.
— Голубых ведут! — шепнул один из милиционеров Степанову.
— Ой, мамочки! — донесся голос одного из прибывших пленников. — И здесь мальчики! Да какие все милые! Ой, я прям не могу! И мужчины тоже! Ой! Класс! Ну почему меня там прямо на берегу не оттащили? Вот ты? Блондинчик!
— Я тебе сейчас дам, блондинчик! — рявкнул один из омоновцев на говорившего. — Сейчас получишь дубинкой по ребрам, не то запоешь.
— Ой, дай! Я тебя умоляю! Дай! Побольнее! Прошу! Сделай мне больно! Коля, ну Колян! Давай! Избей меня дубинкой, а потом оттымей во все!
И говоривший бросился к омоновцу со сложенными для поцелуя губами. Омоновец побледнел и отбежал в сторону. Его товарищ с трудом удержал автоматом любвеобильного молодого человека.
— Куда ты, Коля? — кричал тот. — Коленька! Я сейчас расплачусь. Вась, ну почему он не хочет меня?
Его друзья тоже смотрели на омоновцев с вожделением. Когда их задерживали, они были по-настоящему счастливы и продолжали оставаться счастливыми в плену.
Когда же голубые увидели перед собой толпу нудистов, среди которых было немало мужчин, глаза у них разгорелись, как у котов, увидевших полную миску сметаны.
— Ой, нас к ним ведут, да? — заговорили они, не веря своему счастью. — Надо же? Мы об этом так мечтали. Втайне. А зачем? Нас будут бить или пороть? По голым ягодицам? Ой, как здорово!
Голубых было немного, человек пятнадцать. Но все они вели себя очень вызывающе. Улыбались, строили глазки.
Степанов вздрогнул, когда один из них попался ему на глаза и подмигнул.
— Красавчик!
— Куда вы их? — закричал Степанов. — Зачем сюда? На трамвай их! Быстрее.
— Не надо нас на трамвай! — разом зашумели голубые. — Мы не хотим. Дяденька, оставь нас здесь!
Нудисты с жалостью смотрели на омоновцев.
— А их-то сердечных за что? — спросила Зинаида Михайловна. — Они-то вам чем помешали? Живут себе и живут. Никого не трогают.
Все вокруг опять стали возмущаться.
— Граждане! — попытался утихомирить их Степанов. — Ну что вы кричите? Как вам не стыдно? С вами же дети! Какой вы им пример показываете?
Это привело нудистов в ярость:
— Мы им плохой пример показываем? А разве не вы отнимаете у них веру в справедливость? Разве не вы нарушаете Конституцию Российской Федерации?
— Нарушаю Конституцию? — растерялся Степанов. — Где же в ней сказано, что надо голыми ходить?
— Ой, я тоже хочу голеньким ходить! — закричал тот парень, который приставал к Коле. — Это так пикантно! Так возбуждает!