Спустившись в Долину дуба, Галат стал прохаживаться вдоль стоявших на возвышенности ополченцев Эшраэля. Будучи уверен, что в рядах людей ибрим не найдётся человека, который решился бы на бой с ним, он не скрывал своего превосходства. Не дождавшись в течение длительного времени соперника, великан начал раскатистым голосом выкрикивать оскорбления.

— Зачем вы пришли воевать? — спрашивал с небрежным смехом Галат. — У вас сердца не бойцов, а робких серн. При появлении льва они бегут в ужасе, не смея сопротивляться. Я свободный воин. А вы рабы царя Саула, который пригнал вас сюда насильно.

Эшраэлиты стояли наверху и молча слушали оскорбления. Каждый из них понимал, что выйти на поединок с гигантом, значит, обречь себя на верную смерть. Но главное заключалось в символическом и военном значении победы Галата. Это означало бы: Ягбе посрамлён, а идолопоклонники торжествуют; Эшраэль снова попадает под власть пелиштимских князей и будет платить тяжёлые поборы, выносить унижения и лишится права ковать в своих кузницах оружие и орудия труда.

Саула и других вождей, воевавших с пеласгами, казнят. И напрашивался странный вывод, до которого додумались очень немногие. В результате такого порядка событий выиграют старые враги: знать северных областей и первосвященник Шомуэл. Он давно ненавидит Саула и готов предать собственный народ ради единоличной власти, думали наиболее смышлёные сыны Эшраэля.

Всё утро Галат издевался над Саулом и его войском. А на противоположной возвышенности смеялись пеласги, указывали пальцами на скованных страхом эшраэлитов и делали непристойные жесты. Саул, почерневший от горя и стыда, ушёл в свой шатёр. Его соратники втихомолку совещались, не зная, как быть дальше.

К обеду на дороге, идущей от Бет-Лехема, появился белокурый юноша среднего роста, в бедной одежде пастуха. Он вытирал пот с лица, подпираясь пастушеским посохом с закруглённым концом. Через левое плечо юноши были переброшены два мешка, а в правой руке он нёс корзину, прикрытую соломой.

Добравшись до обоза, юноша с мешками узнал, что воинство стоит над Долиной дуба. Сказали ему и про пелиштимцев, выстроившихся напротив. Он принялся искать знакомых, желая оставить у них свою ношу. Наконец нашёлся пожилой бетлехемец, следивший за порядком в обозе. Юноша передал ему мешки и корзину.

— Я побегу разыскивать в войске братьев, — сказал он.

— Торопись, Добид, покуда сражение не началось. Да не вмешивайся в бойню, чтобы не опечалить своего отца. Ведь даже стоя и стороне, легко погибнуть от камня или стрелы, — напутствовал его пожилой бетлехемец.

Добид поспешил на возвышенность, увидел густые ряды эшраэльских воинов и стал расспрашивать, где стоят люди из Бет-Лехема. В стороне он заметил многочисленные шатры и среди них белый шатёр царя, который охраняли копейщики. Издали он узнал царского слугу и оруженосца Бецера. Тот выглядел озабоченным и расстроенным. Добид не решился к нему подойти. Также издалека пастушок разглядел сыновей царя и ещё каких-то начальником. Они стояли с растерянным видом, о чём-то совещаясь.

Вдруг один из начальников, рослый, прекрасно вооружённый, с небольшой курчавой бородой, торчавшей вперёд, выкрикнул что-то воинственное. Конусовидный блестящий шлем он держал в руках После выкрика начальник надел шлем и вынул железный меч.

— Нет, нет, Абенир! — взволнованно заговорили другие начальники. — Мы не пустим тебя! Ты погубишь себя и всё войско, весь Эшраэль!

— Но кто-то должен выйти против пелиштимского буйвола! снова крикнул полководец Саула. — Я не могу терпеть такой позор, дайте мне умереть!

— Нет, не ходи! Вся твоя отвага напрасна! — Его схватили за руки, долго уговаривали. Абенир вложил меч в ножны, вырвало! из рук соратников и пошёл к царскому шатру. Добиду показалось, будто смелый соратник Саула плачет.

Необычайно озадаченный тем, что увидел, юноша поспешил к войску. Среди бойцов он нашёл наконец своих братьев: Элаба, Анидаба и Шамму. Они были мрачны, как и все люди ибрим, собравшиеся на войну с пеласгами.

— Зачем ты пришёл? — сердито встретил юношу Элаб. — Лучик бы следил за овцами, чтобы их не задрал медведь и не унёс лев.

— Меня прислал отец. Я принёс вам хлебы и сыр для вашего тысячника, — оправдывался Добид.

— Не до тебя сейчас, возвращайся домой, — поддержал Элаба Анидаб. — У нас всех такое горе, а тут ещё ты со своими расспросами. Где хлеб и сыр? В обозе? У кого оставил? Ну хорошо, мы найдём. Ступай отсюда, помазанный. — Последнюю фразу Анидаб произнёс шёпотом, хотя было понятно: совершённое в их доме священнодействие его сейчас злило и раздражало.

— Почему у всех горе? — пытался расспрашивать братьев Добид, Но они не хотели ему отвечать. Зато другие воины начали подробно объяснять происходящее в Долине дуба поношение Эшраэля.

— Вон он, проклятый великан, ходит перед нами, как башня, и вызывает поединщика, — говорили они. — А кто выйдет на верную смерть? Кто хочет осрамиться перед нашим царём и перед вражеским полчищем? Многие отдали бы жизнь, но тогда безбородые снова будут властвовать над нами. Надо опять идти к ним с заступом, с сошником. Или чтобы выковать топор. Да платить им и собирать для них дань, потому что царь Саул согласился с пелиштимским князем заменить сражение поединком. Но разве можно голыми руками задушить льва?

— Я бы вышел с ним биться, с этим пелиштимским великаном Добид ясными глазами смотрел на бородатых мужчин с копьями и мечами. Эшраэлиты засмеялись, но тут же сами себе закрыли ладонью рты.

— У тебя бог забрал разум? — зашипел какой-то мужчина с пятнами седины в бороде. — А ну, убирайся отсюда, не заставляй нас совершать грех веселья! Не время для шуток!

— Какой шуштрый мальшишка, — язвительно сказал другой воин, молодой, мускулистый, коричневый от загара, произносивший слова с особым говором шимонитов, живущих у пустыни Негеб. — Он, наверно, ужнал, што шарь Шаул шделает твоим нашледником того, кто убьёт Галата, и женит на твоей дошери.

— Я знаю твоё высокомерие, — вмешался Элаб, тоже не забывавший о тайном помазании Добида, хотя считал это ерундой и просто блажью выжившего из ума Шомуэла. — У тебя стало очень дурное и дерзкое поведение с тех пор, как... Ладно, не буду вспоминать об этом. Хватит, надоело твоё хвастовство. Уходи прочь, не смеши людей.

— Да я не шучу, — настаивал белокурый юноша с пастушеским посохом, ремённой пращой, заткнутой за пояс, и небольшой сумкой на боку. Ещё у него был нож в кожаных ножнах. Все замолчали. На сумасшедшего юноша не походил. Взгляд его светился спокойной решимостью. Он попросил, чтобы его отвели к царю.

Элаб разозлился и хотел ударить своего обнаглевшего младшего братца. Но тут кто-то из благочестивых эшраэлитов, серьёзно выслушав просьбу юноши, произнёс:

— На всё воля бога, не нам судить.

Юношу отвели к царскому шатру. Бецера в эту минуту здесь не оказалось. Абенир тоже недавно покинул царя.