– Всеволод? – уточнила Агата. Елена кивнула.

– Это считалось особой честью. Он называл свою избранницу «божьей невестой».

– От скромности мужик не загнется, – брякнула я, но Лена, занятая воспоминаниями, на мои слова, к счастью, внимания не обратила.

– Меня он долго не призывал, и я… я так переживала, так молилась… и когда наконец это произошло, я просто не могла прийти в себя от счастья. Все женщины старались ему угодить, надеялись, что в следующую ночь будут с ним. Не думайте, что я сумасшедшая, теперь я понимаю, что он мерзкий развратник, но тогда… тогда я словно находилась под гипнозом… мне кажется, нам что-то подмешивали в пищу. Мы все, и мужчины, и женщины, выглядели расслабленными, равнодушными ко всему, что не касалось общины.

– А чем вы занимались, когда не слушали проповеди и не старались ему понравиться? – задала вопрос Агатка.

– Женщины что-то делали по хозяйству: готовили, стирали, убирали. Мужчины занимались мелким ремонтом, а еще ложки деревянные вырезали, их потом продавали на рынке.

– А сельскохозяйственный труд? С утра в поле…

– За территорию никого не выпускали, – покачала головой Елена. – Охрана за этим тщательно следила. Охранники в общине не живут, сменяют друг друга. Никаких животных не держали, даже кур. Все продукты привозили…

– Содержание пятнадцати человек влетало в копеечку, – заметила Агатка. – Плюс охрана, то да се… а на ложках много не заработаешь.

– Поэтому и необходимо было внести деньги, – пожала плечами Елена. – Но мне кажется, Всеволод – богатый человек, состоятельный – уж точно. Он учил нас бедности, а сам жил в роскоши… Когда умерла мама и я продала квартиру, все деньги отдала ему.

– Вас сопровождала женщина, – напомнила Агатка.

– Да, одна из сестер. В общине все за всеми следили и наушничали. Всеволод знал о любой мелочи, но я об этом тогда не задумывалась, так же как и о том, что все связи у нас с внешним миром были нарушены, и если бы кто-то захотел вернуться… куда? Квартиры проданы. У большинства, как и у меня, никаких родственников. Документов и тех нет. Вступающий в общину торжественно сжигал их, отрекаясь от всего бренного. Нам некуда было идти, даже если бы кто-то решился на это… Я вам сказала, что в общине находились две девочки вместе со своими матерями. Всеволод уделял им большое внимание. Отеческое, как мне тогда казалось. Но… однажды он позвал к себе ту, что постарше…

– И ее мать это позволила?

– С радостью. Сама отвела ее к нему. Потом пришла очередь младшей, ей едва исполнись тринадцать. Никто не находил в его поступке ничего предосудительного, но я… я считала это отвратительным. Он запирался с ними в своем доме, не знаю, что там происходило. Я видела синяки на их телах… Иногда он заставлял их стоять на коленях, два часа, три, морил голодом, а взрослые вроде бы попросту этого не замечали. Тогда я впервые начала задумываться: что общего у меня с этими людьми? Я считала их сумасшедшими, нет, они хуже сумасшедших, люди, лишенные элементарных человеческих чувств. Издеваться над детьми, насиловать их, и это человек, которому я верила? А потом в общине появился Денис, – вздохнула она. – Поздней осенью. Мы как-то сразу потянулись друг к другу, несмотря на разницу в возрасте. Но скрывали свою симпатию, быстро поняв: Всеволод не терпел ни любви, ни дружбы, если она обращена на кого-то другого. Любить можно только его. В редкие минуты, когда мы оставались одни, Денис рассказывал мне, как попал в общину. Узнал о «Братстве» из Интернета, потом пришел на встречу со Всеволодом, выдержал испытательный срок, работая в отделении «Братства». У него были деньги, и в общину его в конце концов приняли. Он говорил об этом вроде бы с радостью, но… я чувствовала, что-то его тяготит… А потом решилась рассказать ему о своих сомнениях. Он выслушал молча. Наверное, тогда он мне еще не доверял. Ему понадобилось несколько месяцев, чтобы мне поверить. И однажды он признался, почему на самом деле хотел оказаться здесь. Он подозревал, что Всеволод – убийца. Вы знаете, что произошло с его родителями? – Мы дружно кивнули. – Так вот, Денис был уверен, что узнал человека, которого видел в общине родителей, и этот человек – Всеволод. Как ни были мы осторожны, но на нашу дружбу обратили внимание. Всеволод что-то заподозрил… может, лицо Дениса показалось знакомым, или он вспомнил фамилию его родителей… Хотя прошло столько лет… Но если Денис узнал его, Всеволод тоже мог… Мы видели, как изменилось его отношение к нам. Бесконечный пост, бессмысленная работа, восемь дней подряд Денис перетаскивал камни с места на место. То, что нас из общины не выпустят, мы уже понимали, и решили бежать. Долго и тщательно готовились, демонстрируя полную покорность. И однажды ночью нам удалось перелезть через стену, несмотря на колючую проволоку. Шел снег, и мы надеялись, что наши следы он скроет. Собак Денис успел приручить, и они не залаяли, но нас хватились очень быстро. Я ведь сказала, в общине все друг за другом следили. Мы ушли совсем недалеко. Когда они нас почти догнали, Денис… он велел мне бежать к дороге, а сам увел преследователей в сторону деревни. Спас меня, понимаете? Не помню, как я добралась до Ремизова, на дорогу выходить боялась, в темноте не отличишь машину охраны… Утром наконец оказалась в городе. И сразу пошла в полицию. Я не знала, схватили Дениса в ту ночь или нет, но боялась, что ему не удалось уйти. И если он в общине… мне даже подумать было страшно, что с ним сделают… Я все рассказала дежурному, по-моему, он мне не поверил, решил, будто я сумасшедшая. Пошел докладывать начальству. Когда я увидела начальника полиции, поняла, что угодила в ловушку. Этого человека я видела в общине. Передвигаться по всей территории нам было запрещено, территория разделена забором, в одной половине дом Всеволода и еще какие-то постройки. В его дом без приглашения не входили. Охрана за этим следила. С той стороны ворота, и гостей, когда они приезжали, мы видеть не могли. Но так вышло, что однажды я убиралась в доме Всеволода, вдруг подъехала машина. Всеволод попросту забыл обо мне, а когда вспомнил, велел покинуть дом. Но из мансардного окна я увидела машину и человека, который из нее выходил.

– Его фамилия Колокольцев? – спросила Агата.

– Не знаю. Я так испугалась, когда встретила его в полиции, что фамилию попросту не расслышала. Он стал меня расспрашивать, а я… я не знала, что делать, что говорить. Но дежурный… ему-то я успела рассказать… Я попросилась в туалет. Дежурный пошел меня проводить, и тут в отделение привели цыганок, целый табор. Они кричали, полицейские на них шикали, в общем, мне повезло, я сбежала. В Ремизове оставаться было нельзя. Единственное место, где я могла укрыться, вот эта квартира. Денег на билет у меня не имелось, сюда добиралась на попутных машинах. Три дня ждала, может, Денис объявится, адрес он знал. Что мне было делать? Полицейским я не верила. Я же догадывалась, разбираться поручат тому типу в Ремизове. Все это может тянуться неделями, а то и месяцами. В полицию я все-таки пошла, но по дороге увидела адвокатскую контору. И подумала: возможно, адвокат мне поможет? По крайней мере, кто-то будет знать мою историю. Сомневаюсь, что он мне поверил. Я вернулась домой, а вечером здесь появился один из охранников, сказал, что Денис в общине. У него была фотография, это чтобы я не сомневалась. Дениса избили до такой степени, что я с трудом его узнала. Я думала, этот тип пришел убить меня, а он сказал: Денис жив до тех пор, пока я молчу. И если я только попытаюсь… Он ушел, а я решила: для меня все кончено. Я… я хотела умереть. Но соседка…