Так что, Юля, дурь отставить, и все силы бросила на налаживания отношения с этим мужчиной с замашками тирана. Эх, если бы не его привычка подавлять, он был бы неплохим мужем. А так… Хотя, что я нос повесила, любого мужчину можно перевоспитать лаской и добрым словом. Такой вариант укрощения строптивца я до сих пор почему-то не рассматривала.

За ужином его родители были немногословны, зато мама то и дело бросала на сына и мужа осуждающие взгляды. В воздухе витало напряжение, только дочка, находясь в эйфории от свалившегося на неё счастья в виде родственников, не замечала этого. Пока не вспомнила:

— Мам, а я завтра опять в сад пойду? — она прекратила излучать радость и посмотрела на меня грустно.

— Нет, дочка, в этот садик ты больше не пойдёшь, — ответил за меня Марат.

— Папа, но ведь маме на работу нужно, она же деньги зарабатывает.

У моего мужчины дёрнулся глаз, отец Марата подавился, и его пробил кашель. Я уже было перепугалась за мужчину, но бабушка решила оказать ему первую помощь — несколько раз стукнула его по спине, видимо, так ощутимо, что тот после третьего удара он вздрогнул и с возмущением посмотрел на жену.

— Дорогой, тебе лучше, или мне продолжить? — спросила она елейным голосом, а у самой во взгляде столько… ехидства, что я поняла — женщина за что-то мстит, и невольно прониклась к ней уважением.

— Любовь моя, на этом остановимся, — процедил он сквозь зубы — злится.

Похоже, родители Марата до сих пор ведут военные действия. Что-то мне подсказывает, нас с моим мужчиной ожидает то же самое. Чудненько.

— Вот и замечательно, — ответила она ему, а затем перевела взгляд на нас с Маратом. — Дети, а как вы смотрите на то, что пока хороший садик не найден, мы с моим горячо любимым мужем, — последние слова она выделила, — посидим с внучкой? А ты, Юлечка, можешь смело идти на работу.

— Ура! — захлопала в ладоши дочка.

Мужчины нахмурились, но возражать не стали.

— Я не против, но только пока не подберем детсад. Алисе нужно общение со своими сверстниками, — пробурчал мой.

— Так кто же спорит, сынок? Ищите, а мы будем утром приезжать за внучкой, а вечером возвращать её вам.

— Мама, вы собрались жить у себя в городской квартире? — возмутился Марат.

— Сынок, не заводись, мы не хотим вам мешать…

— Матушка, вы нам не мешаете!..

— Сын, поверь, так будет лучше, — ответил ему уже отец.

— Для чего лучше?

— Для продолжения рода. Алисе нужен брат. Или сестра.

Я поперхнулась, а Алиса ухватилась за эту новость.

— Ма, па, это правда? У меня будет братик? — с надеждой посмотрела она на нас.

— Дочка, почему только братик? Чем больше детей в доме, том больше радости в нём.

У меня не было слов, только нервный тик выдавал мое мнение на этот счёт. И главное, вся семья Марата была не прочь такого поворота событий — вон какие одобрительные взгляды на него бросают. Вот я попала!



Марату удалось уговорить родителей остаться на ночь. Мы уложили дочку спать. Стоило нам остаться наедине, меня прорвало:

— Марат, у тебя совесть есть? — это были первые слова, когда мы вошли в нашу комнату.

— А у тебя? — обворожительно улыбаясь, произнёс он, надвигаясь на меня.

— Не переводи стрелки! Я спрашиваю, какого чёрта ты опять завёл разговор о детях? Я же тебе русским языком сказала — я против!

От его улыбки не осталось и следа.

— Радость моя, ты, кажется, забыла, что я не русский. И это не я завёл разговор о детях.

— Но ты его развил!

— Да, развил, и скоро перейду от слов к делу.

— Уйми свой инстинкт размножения! Если этого не сделаешь, можешь забыть о близости со мной! — рявкнула в ответ.

— Юля, не обещай того, что сделать не в состоянии. Секс у нас будет, когда я этого захочу, а не когда ты позволишь. Ты должна, наконец, уяснить, в нашей семье главный — я. И если я сказал, что у нас будет четверо детей, значит так и будет.

— Ты забыл об одной мелочи — мне их рожать! — заорала я.

— Юля, сбавь тон, я этого не люблю.

— Ничего, потерпишь, и повторяю ещё раз — я против!

Как ему объяснить, что я панически боюсь рожать!

— В этом вопросе твоё мнение меня не волнует, и на этом закрыли тему.

Я потеряла дар речи, слёзы непроизвольно потекли из глаз. Чувствую себя бесправной рабыней. А я-то, дура, хотела наладить с ним отношения!

— Если бы ты знал, как я тебя ненавижу.

От моих слов он дёрнулся, как от удара, его взгляд стал пронзительно-острым.

— Твоё право, — процедил он, резко развернулся и покинул комнату.

Я подошла к кровати, села на неё и, закрыв лицо руками, дала волю слезам. Господи, я так устала от постоянной боли и борьбы — вначале за выживание, сейчас за право голоса. Мне было обидно, что он так со мной разговаривает. Я человек, у меня есть чувства, страхи, если бы он по-другому сказал, успокоил, возможно, был бы другой результата. А так…

Не знаю, сколько бы я ещё занималась саможалением, обливаясь слезам, но меня отвлёк взволнованный голос Марата. Опять бесшумно вошёл, деспот!

— Девочка моя, прости идиота, — прижимая меня к себе и покрывая лицо короткими поцелуями, произнёс он голосом, полным отчаянья, — прости, моя хорошая, — он повторял эти слова вновь и вновь, взял меня на руки, посадил себе на колени и принялся укачивать как ребёнка. — Родная, только не плачь, прошу.

Я уткнулась лицом в его грудь и лишь всхлипнула.

* * *

С родителями всё прошло относительно спокойно, хотя мама на меня взъелась из-за Юли, но к этому я был готов. Правда, и папа под раздачу попал — мама его обвиняла, что это результат его воспитания. Не спорю, так оно и есть.

После того, как уложили дочку спать, и зашли к нам в комнату, в Юлю словно бес вселился! Начала меня отчитывать, да ладно бы спокойным голосом, так она на повышенных тонах со мной разговаривать вздумала! Я терпел, но когда она меня начала шантажировать сексом и орать — я сорвался! Я от женского крика сатанею, у меня словно красная пелена на глазах, и ярость переполняет. Ответил ей резко, а она посмотрела на меня как на отморозка последнего, сказала, что ненавидит. Больно, но ожидаемо. Я ушёл, чтобы не наломать дров. Закрыл дверь, а у самого сердце от тоски заныло, как вспомнил её взгляд, в котором заблестели слёзы, и выть хотелось от отчаянья.

Что же я творю? Я её защищать должен, а вместо этого делаю ей больно. Она опять плачет. Какого чёрта я озверел?! Прислонившись к двери, устало прикрыл глаза, понимая, что опять всё испортил. Ладно, хватит самобичеванием заниматься, я нанёс рану — я её и излечу.