Самым умным было бы завтра с раннего утра переправить эти вещи Жене, пусть он в них разбирается. Но я подумала – а что если таинственный визитер Поваренко успеет уйти? И, наплевав на все инструкции, я сделала знак девочкам, после чего мы тихонько вошли в коридор.

Оба мужчины, как я и ожидала, храпели в бывшей спальне родителей Иоаннопуло. Половица подо мной предательски скрипнула, и один из них проснулся. Но увидев направленный на него ствол ружья, он вскрикнул и закрыл голову руками. Другой же оказался проворнее – вскочив с постели, он метнулся к двери. Стоявшая у входа в комнату Маша не нашла ничего лучше, как огреть его с размаху прикладом, причем так, что беглец, взмахнув руками, рухнул на пол.

– Вы там аккуратней! – сказала я по-гречески. – Он нам нужен живой. Маша, запакуй его, как нас учил Женя.

Тем временем Соня заставила второго мужчину лечь на пол лицом вниз и тоже связала ему руки. Он, видимо, еще не придя в себя от испуга, и не думал сопротивляться. Лишь через пару минут он жалобно запричитал по-английски:

– Я подданный королевы Виктории! Вы не имеете права так со мной обращаться!

– И как же зовут подданного королевы? – я тоже перешла на английский язык. Британец молчал, и я, вспомнив то, чему учил нас Евгений, помахав перед его глазами лезвием ножа, переместила клинок к его причинному месту, чуть надавив обухом. Связанный ойкнул:

– Вы женщина?!

– Ага. Не забывайте, что мы гречанки, и что враги всегда боялись, что греки их отдадут своим женщинам. Так что советую вам рассказать все о себе, кто вы и что делаете здесь, в Балаклаве. Считаю до трех, а потом…

Я нажала чуть сильнее, а потом сделала вид, что собралась провести некую хирургическую операцию. Перепуганный британец заорал благим матом:

– Не надо! Не надо! Меня зовут Эндрю Кук, я здесь под фамилией Поваренко!

– Откуда вы так хорошо знаете русский?

– Я вырос в Одессе. Не надо, прошу вас, уберите нож, я все скажу!

– А тот, второй?

– Я не знаю, как его зовут на самом деле. А он жив?

Маша деловито пощупала шею второго англичанина и усмехнулась:

– Пока да. Ничего, он нам тоже все расскажет…

Увы, на литургию мы на следующее утро так и не попали – чуть рассвело, мы повезли наших связанных «друзей» в Севастополь на подводе, запряженной смирной лошадкой, которую нашли в конюшне Иоаннопуло. А на выезде из Балаклавы мы увидели группу вооруженных людей, спускавшуюся по севастопольской дороге. О бегстве не могло быть и речи – мы не могли оставить шпионов неизвестно кому.

Я отдала команду своим девчатам приготовиться к бою, но когда те приблизились, я с облегчением увидела, что первым среди них едет наш Женя. Когда я его спросила, куда это они собрались, тот замялся, и я проворковала:

– А взгляни в фургон. Там некий Поваренко, он же Кук, и его ночной гость.

Женя посмотрел туда и остолбенел:

– Лен, вы что, сами их взяли? И сами связали?

– Как видишь. Визитер, кстати, собирался уехать сегодня еще затемно, так что скажи еще спасибо.

Тот обнял меня и расцеловал – понятно, в щеки, губы мои – только для Сашеньки. Но взглянув на моих спутниц и увидев там Машу, помрачнел и, подойдя к ней, сказал:

– Маша, пообещай мне, что ты больше не будешь впутываться в подобные авантюры. А вообще-то, девочки, чтобы это было в первый и последний раз. Любые свои действия вы обязаны согласовывать со мной. Считайте это боевым приказом. Знаете, что бывает за неисполнение боевых приказов?

– Что? – вскинулась Маша.

– Я потом тебе объясню. А с вашим командиром у меня будет отдельный разговор. – Женя покачал головой, вздохнул и отвернулся.

Когда мы прибыли в Севастополь, Женя увел наших «гостей» на допрос. Как он потом мне сам и рассказал, они особо не запирались и готовы были рассказать все, как на духу. Не иначе как мой ножик так подействовал. Да и документы из портфеля, подготовленного для Смитсона (так звали второго лазутчика), оказались, как потом сказал Женя, весьма и весьма любопытными. Книжка же оказалась ключом к шифру. Про детали Женя рассказывать нам не стал, но остался, судя по всему, весьма довольным, для порядка еще раз поругав нас, но потом шутливо велел «крутить дырочки для орденов».

А когда я намекнула ему, что и Маша к нему неравнодушна, Женя вдруг заявил, что готов предложить ей руку и сердце, «как только купит подарок». Услышав это, я запела смешную песенку, которую я как-то услышала от Жени Когана: «Он краснел, он бледнел, и никто ему по дружески не спел…»

Мой командир застыл как вкопанный, потом обнял меня, расцеловал еще раз – опять же, в щеки, – спросил, где ближайший ювелирный, и срочно ретировался. А вечером донельзя счастливая Маша прибежала ко мне с новым кольцом с бриллиантом (почему-то все они покупают нам кольца с этими камнями, что мой Саша, что Саша Николаев, что Женя – я не стала говорить любимому, что мне намного больше нравятся, например, аметисты)[48]:

– Элени (так произносят мое имя по-гречески)! Милая! Он сделал мне предложение! Я так счастлива!!!

Ну что ж, день прошел не зря, подумала я, двух шпионов мы поймали, два сердца соединили. Неплохая работа… А то, что Женя меня отругал – так я и не обижаюсь ничуть… Командир и должен быть таким – строгим и взыскательным…

17 (29) октября 1854 года.

Черное море, борт пароходофрегата «Владимир»

Поручик Коган Евгений Львович, артиллерист и журналист

Интересная получилась у нас морская прогулочка. Вообще-то мне хотели поручить всего лишь управление квадрокоптером и журналистскую работу. Но слава Господу нашему, я уже вернулся в строй и в первую очередь числюсь артиллеристом, а уж потом журналистом. Более того, вскоре мне предстоит поучаствовать в десанте, высаживаться на те самые болгарские пляжи, куда я так и не попал ни в советское время, ни в постсоветское. При СССР родителям один раз путевку предложили на Солнечный берег – это совсем рядом с Бургасом. Да вот незадача – за границу их не пустили, ну и меня вместе с ними за компанию. Мама все плакалась, что «за графу не пустили пятую». Может, оно так было, хрен знает. А в послеперестроечные годы отсутствовали как деньги, так и, откровенно говоря, желание. «За такие деньги и с такой фамилией» можно было найти множество других мест и получше.

Но теперь у меня совсем другой интерес к сей «социалистической Ривьере». К берегу мы, понятно, не подходили, чтобы нас не разглядели в оптику. Она хоть сейчас и не шибко сильная, но все же кое-что в здешние подзорные трубы и бинокли разглядеть можно. Мы отправили шлюпку, замаскированную под рыболовную шаланду, чтобы пройтись вдоль кромки прибоя. Вскоре она вернулась. На ней был Глеб Максимов, который и поработал своего рода «фотокорреспондентом». И хоть для «Голоса Эскадры» его снимки качеством не вышли, но для подготовки десанта – самое то.