— Приезжай ко мне, когда вернешься. Мне будет сложно выехать, но гостей на территорию пускают.

Я пообещала приехать и положила трубку, в которой раздавались детские голоса.

На следующий день мы с Мирой выбрали билеты. Рейс дневной, без пересадок. Вечером вышли поужинать все вместе. В ближайшей траттории давал концерт джаз-бэнд. Мы сели подальше от сцены и оркестра. Полная белокурая певица с пунцовыми губами протяжно страдала о неразделенной любви. Траттория была переполнена, гости разговаривали, перекрикивая музыку, — шум стоял страшный. На пятачке перед сценой танцевали туристы. Вспотевший официант принял у нас заказ через полчаса.

— Пойду поближе, — сказала Мира и поднялась из-за стола. — Все равно долго будут готовить. Она приблизилась к сцене, и тут же старичок в футболке с надписью «Roma» подхватил ее и втащил в нетрезвый круг танцующих. Она, к моему удивлению, дала себя увести и даже не бросила на старичка свой взгляд исподлобья.

— У меня хотят купить два рисунка, — сообщила я родителям.

— О, здорово! Коллекционеры? — обрадовался папа. Мама едва заметно пнула его ногой под столом.

— Нет, туристы из Алабамы.

— Э-э-это все равно хорошо, — неуверенно протянул папа, и мама снова двинула его ногой.

— Еще одна киностудия хочет обсудить со мной дизайн титров.

— Вы с папой замечательно решили с выставкой. Он чуткий менеджер, — сказала мама. — Правда, совмещать работу и учебу на первых порах будет тяжело.

Папа хрюкнул. Человек-картошка был доволен собой, и мной тоже.

— Михаил Юрьевич рассказал, что ему тяжело далось решение не убивать нас, — сказала я, внимательно глядя на них.

Родители смешались, переглянулись. Официант при нес лимонад, вино и бокалы. Откупорил бутылку, разлил.

— Всем тогда пришлось тяжело, — вздохнула мама. — Некоторые были просто в ужасе. Что делать с ребенком, который сваливается тебе на голову? Некоторые вообще были не в том положении, когда заводят детей.

— А вы? — спросила я.

— И мы, — ответил папа.

— Я только закончила университет, — продолжила мама. — Папа, правда, уже бросил свой и работал. Мы встречались, но не были женаты.

— Вы поженились после того, как я родилась?

— Ты, наверное, не замечала в документах, но мы поженились через три месяца после твоего рождения.

— Как вы… Как вы вообще это восприняли? Это же очень странно — вдруг получить ребенка.

Мама с папой переглянулись, словно спрашивали друг друга, стоит ли говорить мне об этом.

— Это было, так скажем, необычно, — призналась мама. — И тяжело. Я нервничала. Пришлось взять отпуск, почти год не работала, и это сразу после университета, когда самое время набираться опыта. Это ужасно бесило. Одно время я считала безвозвратно потерянной каждую минуту. Но всегда, с самого начала, прямо с того момента, когда Михаил отдал тебя у метро, я чувствовала, что поступаю правильно, что все будет хорошо. Может, не сразу, но… Нет-нет, — мама перебила меня, потому что я собиралась возразить, — не те глупости о зайках и лужайках[24]. Я понимала, что будет сложно, но чувство, что мы все делаем правильно, было сильнее всего остального. — Она повернулась к папе и погладила его по руке. — Через год, когда мы с папой начали высыпаться, стало гораздо легче. И знаешь что… Ты стала похожа на меня. Сейчас не так сильно, но тогда я получила лишнее подтверждение, что ты — мой ребенок.

Она замолчала и оглянулась на сцену — Мира танцевала с другим старичком.

— Я говорила потом со многими матерями, настоящими, которые планировали детей, которые ждали, вынашивали и рожали их сами. Оказалось, что некоторые вначале реагировали на ребенка точно так же. И я стала чувствовать себя менее виноватой, не такой неправильной.

— Вы никогда не жалели? Не жалели, что я не такая, как все?

— Мы никогда так не думали, — сказал папа, и мама закивала. — Даже никогда об этом не говорили между собой.

— Нам было немного не до этого. У нас было много работы, был готовый ребенок. Если когда-нибудь технология станет доступной для всех, я первая возьмусь агитировать за нее. Не имеет никакого значения, как именно ты появилась, понимаешь? Важно, что есть ты, есть я и папа, есть Мира.

Мы снова помолчали. На сцене поменялась певица, и оркестр заиграл знакомую мелодию, названия которой я не могла вспомнить.

— Пойдем потанцуем? — предложил папа.

— Пойдем, — отозвалась мама.

Родители поднялись, и папа церемонно повел маму за руку к сцене.

Они подошли к пятачку у сцены, кружок танцующих туристов расступился и впустил их. Папа взял маму за руку, прокрутил несколько раз вокруг себя, потом они, взявшись за руки, стали синхронно двигать ногами и плечами. Получалось забавно. Остальные окружили их и хлопали. Люди скрыли от меня родителей, я видела только их ноги и редко — мелькающие руки, поднятые над головами.

Принесли еду. Родители танцевали с таким увлечением, что я не стала звать их. Они с Мирой вернулись довольные, разгоряченные, когда паста и пицца уже остыли.

Сборы на следующий день почти не заняли времени — собирать было особо нечего. Я покидала вещи в рюкзак. В приотворенную дверь в комнату Миры я видела, как она в задумчивости стоит над лежащим на кровати платьем, которое купила Альбертина. Она несколько раз протягивала к нему руки, но все же, погладив на прощание, не взяла его с собой. Я порадовалась, что она осталась верна себе.

Альбертина приехала проводить нас — веселая, с блестящими глазами. Папа хотел поехать с нами в аэропорт, но она воскликнула:

— Но мне так нужна компания за обедом!

— Павел, останься, в самом деле. Мы полетим через несколько дней, — сказала ему мама.

Родители хотели закончить несколько важных дел, навестить знакомых в Риме, а потом поехать на короткие каникулы в Петербург.

Мама отвезла нас на машине сама.

— Чтобы вас никто не похитил по дороге, — улыбнулась она, но я поняла, что она до сих пор беспокоится.

Мама проводила нас до «зеленого коридора».

Мы летели почти не разговаривая, если не считать фраз «попроси мне воду» и «в туалет есть очередь?». Через несколько часов под нами показались огни Петербурга: кольцевая, Петропавловка, башня «Газпрома». В 21:25 самолет сел в Пулково.

Бабушка и тетя Ира ждали нас в зале прилета. Бросилось в глаза, как они обе постарели. Я вспомнила низкий усталый голос Насти в телефоне и подумала, что мы тоже повзрослели. Но, к счастью, бабушка, хоть и с парой десятков новых морщин, осталась сама собой.