— Очень хорошо, — сказала Сот. — Голос легко подделать. А теперь помоги мне с ней управиться.

Теперь стало видно, что рядом с Сот стоит девушка в щегольской черно–серой униформе горничной. Ее голова покоилась на плече Сот, и было очевидно, что лишь рука камеристки, обхватившая талию девушки, удерживает ту на ногах. Вначале Расиния решила, что горничная пьяна, но, когда Сот втащила в номер ее безвольные ноги, стало ясно, что она без сознания.

Расиния отступила в сторону и закрыла за ними дверь.

Сот, обшарила взглядом номер, кивком указала на двери спален:

— Там кто–то есть?

В одной спальне Дантон. — Сот неодобрительно нахмурилась. — В другой никого.

— Очень хорошо. Бери ее за ноги.

Расиния обхватила странную горничную за лодыжки и приподняла ее ноги от пола. Вдвоем они занесли девушку в пустую спальню, и Сот, втащив ее на кровать, разжала руки. Голова горничной тяжело упала на покрывало.

— Сот, — сказала Расиния, — кто она такая? И что с ней случилось?

Сот выглянула наружу и захлопнула дверь спальни.

— Что с ней случилось? Она мертва.

Сот ткнула пальцем в деталь, которую упустила из виду Расиния, — обмотанную кожей рукоять длинного стилета, которая торчала в левом боку девушки, прямо под мышкой.

Кто она такая, не знаю. — В руке Сот, как по волшебству, появился еще один стилет. — Но при жизни совершенно точно была агентом Конкордата.

Расиния смолкла, не найдясь, что сказать, а Сот не мешкая принялась за работу: разрезала корсаж юбки на мертвой девушке, затем рассекла юбку от талии до лодыжки, снимая с покойницы одежду, как университетский ученый снимает кожу с подопытного экземпляра.

Ты уверена, что она… — начала Расиния.

Сот тяжело вздохнула и с треском разорвала юбку. Бедро мертвой обхватывал кожаный ремень, и на нем в ножнах были закреплены несколько тонких кинжалов хитроумной конструкции. Сот выдернула один и метнула через комнату. Кинжал просвистел в воздухе и со стуком воткнулся в стену в паре дюймов от уха Расинии.

— Горничные не носят метательных ножей, — сказала Сот, — даже в Старом городе, а уж тем более в «Гранде». Она работала на Конкордат.

— Ладно, — пробормотала Расиния. Кинжал, вонзившийся в стену, все еще чуть слышно вибрировал. — Ты убила ее?

— Разумеется, я ее убила.

— Могу я спросить, чего ради ты раздеваешь ее догола?

Сот уже распарывала блузу до самого ворота.

Потому что кое–что ищу, а времени у нас мало. — Сот рывком, как нетерпеливый любовник, задрала нижнюю сорочку покойницы, ощупала ее груди и торжествующе ухмыльнулась. — Нашла! Приятно видеть такое постоянство.

— Сот…

Та предостерегающе вскинула руку и склонилась над трупом. И, выпрямившись, показала Расинии длинный плоский пакетик, изогнутый там, где он был прижат к телу агента.

— Карманы слишком ненадежны, — сказала Сот, — и приходится прятать это на себе. Иные устраивали тайник в заднем проходе, но я всегда предпочитала укромное местечко на груди и театральный клей. — Нахмурясь, она окинула взглядом тело горничной. — Интересно, кто сейчас обучает их этому трюку.

— Что это такое?

Шифр. Одноразовый, на пару сотен слов. Единственная копия хранится у какого–нибудь писца под Паутиной. — Сот развернула пакетик, оглядела квадратный листок прозрачной тонкой бумаги, вновь свернула его и спрятала подальше. — Так и составляются донесения.

— Понимаю. Значит, ты хочешь отправлять донесения от ее имени?

— Только одно. После использования шифр сжигают. Для надежности. — Сот покачала головой. — Что ж, постараюсь как–нибудь спасти дело.

— Спасти дело? О чем ты? Сот, ты видела эту толпу снаружи? — К Расинии отчасти вернулось недавнее воодушевление. — Мы победили! Мы свалили банк! Борель получит удар в самое уязвимое место…

— Я не про банки, — перебила Сот. — Вы привели Дантона сюда. Ты знаешь, сколько агентов следит за ним после сегодняшней речи? Теперь им известно, что он отправился в гостиницу, и остается только разузнать, кто еще был с ним в номере. Больше ничего и не нужно.

Она сердито тряхнула головой:

— Сколько раз я твердила тебе держаться от него подальше? Нельзя допустить, чтобы Орланко связал ваши имена!

— Дантона привел Фаро, а не я, — возразила Расиния, пытаясь оправдаться. — Его просто некуда было деть. Мне следовало раньше сообразить, что ему нельзя возвращаться в «Королевскую гостиницу». Мы могли бы продумать другие…

— О том, как исправить ошибку, подумаем позже. Сейчас нужно вывести тебя отсюда.

Расиния кивнула, стараясь сосредоточиться.

— Кто–нибудь еще из людей Орланко следит за этой гостиницей?

— Двое в куртках конюхов, под стогом сена в конюшнях, — мрачно отозвалась Сот. — Думаю, сейчас слежки за нами нет, но это ненадолго. Ты пойдешь со мной.

— А остальные?

— Предупреди их, если хочешь, — пожала плечами Сот. — Только не затягивай. Потом пускай выбираются, как хотят. Нам так или иначе нужно будет разделиться.

— Если Конкордат свяжет их с Дантоном…

— Если Орланко узнает, что ты вовсе не чахлая тихоня, которую так долго изображала, он закует тебя в кандалы до самой смерти отца, а потом благополучно выдаст замуж, и весь этот замечательный план пойдет прахом, — фыркнула Сот. — А теперь идем. Выведу тебя из гостиницы, а потом уж вернусь сюда прибраться.

— Хорошо, пробормотала Расиния и покосилась на мертвую девушку. — Тебе не кажется, что нужно бы… прикрыть ее, что ли?

Сот закатила глаза и, ухватившись за свисающий уголок одеяла, натянула его на полуобнаженный труп. Расиния поспешила в гостиную, всем сердцем надеясь, что Фаро и Бен не настолько пьяны, чтобы разучиться ходить.

Глава восьмая

Маркус

Маркуса не покидало отчетливое ощущение, что все это с ним когда–то уже было.

Изменилось окружение: вместо обширного, разоренного мятежниками тронного зала принцев Хандара — кабинет, отведенный Маркусу в Министерстве юстиции. Вместо несокрушимо чопорных хандараев разъяренные ворданаи, а вместо позолоченных, искусно завитых париков на них широкополые шляпы, с одной стороны подвязанные вверх согласно веянию нынешней моды. И лишь настрой все тот же: негодование привилегированных особ, чей привычный уютный мирок дал трещину, и кто–то должен немедленно все исправить.

— Я требую проучить этого негодяя, слышите? — надрывался граф средних лет с багровым лицом, перед встречей явно подкрепившийся полудюжиной бутылок вина. — Какой–то там купец, — он выплюнул это слово как грязное ругательство, — считает себя вправе изгаляться над уважаемыми людьми!