Продолжала звать Эмми, Изабел набрала номер Гриффина для срочных вызовов. Эмми не откликнулась, зато Гриффин ответил немедленно.

– Изабел? Что случилось?

Она объяснила почти на грани истерики.

Изабел стояла одна во дворе, лихорадочно оглядываясь, смотрела за деревьями, бегом мчалась на передний двор посмотреть, не отыщется ли там Эмми. Может, девочка побежала за белкой. Ничего. Пусто.

«Эмми, где же ты?»

– Перл уверена, что Эмми с Алексой не было?

– Уверена. Она сказала, что Алекса пробежала мимо нее, разговаривая по телефону и смеясь. У меня нет ее номера. О Боже, о Боже. Гриффин, прости, пожалуйста.

– Черт. Может, Перл просто не обратила внимания на Эмми, которая шла перед Алексой или позади, не знаю. – Изабел услышала закравшуюся в его голос тревогу. – Я позвоню Алексе, потом перезвоню тебе. Продолжай искать Эмми. Проверь все укромные местечки. Если она не найдется, вызову полицию.

Изабел закрыла глаза, сердце ухнуло вниз. Она положила телефон в карман и вновь побежала вокруг гостиницы, в который раз обшарила все внутри, заглядывая во все мыслимые места. Ничего. Ничего. Ничего.

Через пять минут зазвонил телефон. Гриффин.

– Я нашел Алексу. Она оставила Эмми во дворе и улизнула. Сейчас Алекса со мной в машине. Мы будем у вас через минуту.

Изабел слышала, как Алекса плачет:

– Прости, папа. Я думала, Изабел сразу вернется, поэтому и ушла.

«Я действительно сразу вернулась, – тупо подумала Изабел. – Меня не было всего несколько минут. Всего несколько минут. Все может измениться в одно мгновение».

– Эмми! – закричала Изабел во всю силу легких. – Эмми!

Она напрягла слух. Но не услышала ничего, кроме обычных звуков лета. И лихорадочного стука собственного сердца.

«Эмми, где же ты?»

Только-только приехала полиция, а заодно и Джун – ей в панике позвонила Перл. Вдруг Изабел услышала лай Счастливчика, что было необычно. Следом за Гриффином Изабел прошла на соседний двор, куда вел узкий проход в том месте, где заканчивался забор и начиналась полоса вечнозеленых деревьев. Счастливчик катался на спине перед будкой собаки Уолшей – рядом с мордой старого золотистого Лабрадора по кличке Элвис, дремлющего там.

– Счастливчик, – позвал Гриффин, подбегая к нему. – Помоги нам найти Эмми. – Он поднес к его носу свитерок девочки, и Счастливчик залаял как безумный. – Счастливчик, найди Эмми. Ищи.

Но пес не сдвинулся с места, а просто продолжал лаять. А потом начал кругами бегать вокруг будки. Элвис лежал, как лежал, следя за Счастливчиком ленивым взглядом.

– Гриффин, прости меня, – забормотала Изабел. – Я…

«Да ну, Изабел, у тебя и материнского-то инстинкта нет», – вспомнила она слова Эдварда.

– Прости меня, – повторила она срывающимся голосом.

Алекса стояла, разглядывая свои ноги, ногти у нее на ногах были покрыты синим и зеленым лаком с металлическим отливом. На Изабел девочка не смотрела.

Гриффин опустился на колени и заглянул в собачью будку.

– Она там! Крепко спит. Давай, Элвис, отодвинься, чтобы я взял свою дочку, ну?

Но пес не шевелился. Эрик Уолш подманил его собачьей галетой, и Гриффин потянул Эмми за руку.

– Папочка? – послышался тоненький голосок.

Гриффин вытащил дочь из будки и взял на руки.

Глянул на Изабел: его темные глаза сверкали гневом, досадой и облегчением.

«Но в основном гневом», – подумала она.

– Домой, немедленно, – приказал он Алексе.

С Эмми на руках, сопровождаемый надутой Алексой, он направился вдоль бокового двора к подъездной дорожке, где стоял его автомобиль. Ни слова не сказав Изабел, не оглянулся на нее.

Джун

Рано утром во вторник Джун проснулась от криков чаек, но оно того стоило ради розового рассвета над заливом. Джун вышла на балкон и вдохнула соленый воздух, свежий аромат цветов и свежескошенной травы. Все вместе напомнило ей о Генри. Столько раз за последнюю неделю ей хотелось с ним поговорить! Но то, что не давало покоя в эти дни, относилось к другому мужчине, и она избегала Генри.

Поскольку Генри есть Генри – замечательный и понимающий, он ей не мешал.

Джун посмотрела на гавань, на рыбаков, вышедших в море на своих судах.

«Может, сегодняшний день будет тем самым», – подумала она.

Прошла ровно неделя с тех пор, как Джун оставила Смитам сообщение, короткое и простое: что она старый друг Джона и была бы рада получить его контакт. Каждое утро с того дня Джун просыпалась и сидела здесь, уверенная, что уж сегодня-то они перезвонят.

Однако она сомневалась, что сегодняшний день окажется тем самым. Если бы хотели, то уже перезвонили бы. Правда, один телефонный звонок она ежедневно получала – от Марли. Та справлялась, нет ли известий от Смитов, и Джун приободрялась. Со дня знакомства с ее сыном Марли перестроилась и вошла в роль будущей мамы, составляя списки того, что ей понадобится, выявляя лучший центр дневной медицинской помощи, читая книгу «Чего ожидать…». Джун по-настоящему подружилась с Марли, а когда подумала о том, как неожиданно это произошло, то поняла, что случиться может все. Например, звонок от Смитов. Встреча с Джоном. Создание семьи.

Поэтому она пошла проверить Чарли, скорее даже увидеть его милое лицо, проследить, как он дышит. Взгляд Джун остановился на листе бумаги с генеалогическим древом, прикрепленном над изголовьем. Никаких изменений пока не наблюдалось.

Вернувшись в спальню, Джун заметила, что постель Изабел пуста.

«Неужели она поднялась за те две минуты, что я отсутствовала? Или ее уже не было, когда я встала?»

Кэт крепко спала, подвинувшись так близко к краю, что ее красивые светлые волосы свешивались с кровати. Джун подавила порыв немного подвинуть Кэт, как делала это с Чарли, когда тот оказывался в опасной близости от края. Она не раз слышала среди ночи глухой звук падения. Но Кэт взрослая, не стоит волноваться, что взрослый человек среди ночи свалится с кровати.

Она посмотрела на пустую постель Изабел. Бледно-голубые простыни с узором из бакенов были смяты, словно сестра всю ночь ворочалась. Изабел была подозрительно тихой накануне вечером. Она приготовила для семьи ужин, три разных фирменных пиццы с интересными начинками, словно ей требовалось нарезать много овощей, успокоиться, выполняя сложный рецепт, шаг за шагом следуя указаниям. Она отказалась от помощи, и никакие слова, похоже, не улучшили ее настроения – уверения, что это могло случиться с каждым, такое, вероятно, уже случалось с Гриффином: Алекса обещала присмотреть за младшей сестрой, а потом этого не делала и Эмми терялась.

Но Изабел оставалась печальной и с каменным лицом отвечала, что ей просто нужно побыть какое-то время одной. Она позвала всех к столу, а сама поднялась наверх без ужина. Когда Джун и Кэт пришли в комнату с тарелкой еды для сестры, та притворилась спящей. Джун была уверена, что Изабел всю ночь не сомкнула глаз.