– Вырви ростки тьмы из души моей, – с насмешкой в голосе пробормотала одержимая.

Она проследовала на кухню, взяла нож и потрогала пальцем режущую кромку. Острый. То, что нужно.

– Дай мне силы пройти до конца по лестнице Страданий.

Одержимая покинула кухню, миновала коридор, открыла дверь и вышла на лестничную площадку.

– Позволь войти в пирамиду Счастья.

Держа нож за спиной, она нажала на кнопку звонка квартиры, в которой проживала молодая семейная пара. Спустя минуту дверь открыл подтянутый мужчина в тренировочном костюме.

– Опять вы? – в его голосе дружелюбия было меньше, чем в рыке тигра. – Если опять начнёте насчёт своей чёртовой секты…

– Нет, дружок, – улыбнулась одержимая. – Я просто хочу посмотреть, есть ли в твоём сердце тайна.

* * *

В наркологическом диспансере четверо алкоголиков, в которых вселились эгрегоры, устроили погром. Они крушили всё, что под руку попадалось, убили двоих, пытавшихся их обуздать, санитаров. Задушили медсестру, а потом, забаррикадировавшись в палате, устроили пиршество: голыми руками разодрали на части тело медсестры и с жадностью сожрали печень, сердце, почки…

Людоеды дождались своего часа, и были уверены, что в будущем их ждёт ещё много свежего человеческого мяса.

Весь мир лежал у их ног.

Кто осмелится встать на пути Стаи? Какой дурак бросит вызов архонту? Людоеды не сомневались: таких не найдётся. Никто не осмелится противостоять инфернальной силе.

А значит, кровавое пиршество будет длиться вечно!

* * *

Сирены полицейских автомобилей и карет скорой помощи звучали в разных концах города. Из других округов прибыли дополнительные силы правопорядка. Мэр слёг с инфарктом. Передачи по телевизору то и дело прерывались экстренными выпусками новостей.

А Надзиратель крепко спал, развалившись в мягком кресле. На его губах играла лёгкая улыбка. Сон – это хорошо.

Потянувшись и пару раз зевнув, Агата нехотя освободилась от нежных оков сна. Неплохо отдохнула, будто заново родилась. События нынешнего утра сейчас ей казались далёкими, словно барьер сна их значительно отодвинул во времени. Довольно приятный парадокс, если учесть, что утро выдалось тем ещё, и некоторые эпизоды даже вспоминать не хотелось.

– Отдохнула?

На вопрос Саяры Агата ответила энергичным кивком и мимолётной улыбкой.

Якутка сидела на стуле, выкладывала из картонной коробки на стол различные предметы: медную неглубокую чашу, несколько пузырьков из тёмно-коричневого стекла, нож с коротким лезвием, три пирамидки из какого-то чёрного отполированного до блеска камня.

Агата подумала, что неплохо бы сходить умыться после сна, но уж больно было любопытно поглядеть, что станет делать со всеми этими предметами Саяра. Отлучишься на минуту – и упустишь что-нибудь интересное. Нет уж, умывание подождёт.

Из кухни вышла Полина, но в гостиную проходить не стала – прислонилась плечом к дверному косяку, тоже глядя на приготовления якутки. Агата обратила внимание, что Полина какая-то задумчиво печальная. Неужели подпустила к себе пессимистичные мысли, размышляя о предстоящей схватке со Стаей? Или дело в чём-то ином?

А Саяра тем временем расставила вокруг медной чаши пирамидки, откупорила пузырьки. Вид у якутки был расслабленный, словно она готовилась не к магическому действу, а нарезала овощи к салату.

Несколько капель в чашу из одного пузырька, буквально одна капля из другого, не менее десяти капель из третьего. Воздух наполнился каким-то мускусным запахом, от которого у Агаты засвербело в носу, и она, поморщившись, принялась тереть переносицу.

Смешав жидкости из всех пузырьков, Саяра положила в чашу окурок сигареты. Раздалось тихое потрескивание, словно от статического электричества. Воздух над чашей заколебался. Окурок стал угольно-чёрным, он расползался по поверхности жидкости маслянистой кляксой. А потом эта лоснящаяся чернота всколыхнулась, как живая, вздыбилась, выплёвывая вверх крошечные вязкие щупальца.

Над чашей, в дрожащем мареве, начала формироваться тёмная бесплотная сфера. Она была неровной и какой-то беспокойной. От неё, словно пытаясь сбежать, то и дело отделялись маленькие сгустки, но неведомая сила внутри сферы притягивала их обратно. Маслянистая плёнка в чаше перестала колыхаться и начала выцветать: из чёрной стала серой, потом бледной с лёгким синеватым оттенком.

Глядя на тёмную сферу над чашей, Агата испытывала странную смесь восхищения и отвращения. Восхищение из-за того, что это, чёрт возьми, настоящая магия, чудо! А отвращение… сфера, помимо воли, навевала мысли о нечистотах заброшенных сортиров, какой-то разлагающейся гнили на мусорных свалках, зловонных язвах на грязных телах. Агата вспомнила слова Саяры: «Он оставил на сигарете свой энергетический отпечаток». И вздрогнула. Ей показалось, что в комнате стало холодно, и холод этот не походил на тот, что за окном. Холод был не зимний, не свежий, а такой, что источают кафельные стены моргов и замшелые плиты склепов. Мерзкая сфера, злая. Полная противоположность того прекрасного водяного шара, который позавчера – а кажется целую вечность назад, – сотворил Глеб. Магия – это разнообразие, в ней нет только чёрного и белого, красивого или уродливого. Ещё один урок, который усвоила Агата.

Саяра, с прежним расслабленным видом, взяла нож и сделала на ладони левой руки крошечный надрез. В ранке показалась кровь. Сфера задрожала, сгустки принялись вырываться из неё более настойчиво, но возвращающая их обратно сила была всё так же неумолима.

Сделав глубокий вдох, и медленно выдохнув, Саяра отодвинула пирамидки подальше от чаши, после чего поднесла ладонь к сфере. В узких глазах якутки словно бы льдинки блеснули, расслабленность сменилась напряжением.

Из сферы выполз извивающийся протуберанец. Он удлинялся, приближаясь к ладони Саяры – сначала медленно, как-то осторожно, будто хищник, крадущийся к своей жертве. А потом это бесплотное щупальце буквально нырнуло в ранку, и в течение пары секунд затянуло в неё всю сферу.

Якутку передёрнуло, кожа покрылась мурашками, лицо скривилось, словно от боли, но тут же черты смягчились. Она тряхнула головой и откинулась на спинку стула.

– С возвращением, – слегка обозначив на губах улыбку, поздравила её Полина, и чуть не добавила «Железное Лето».

Саяра кивнула и с нескрываемым торжеством расправила плечи. Льдинки в её глазах всё ещё сверкали, но не сурово, а как-то по-весеннему, словно в свете лучей апрельского солнца.

Агата глядела на неё с восхищением. Ей казалось, что якутка словно бы сбросила маску пожилой женщины и предстала в своём истинном образе – образе мудрой чародейки Севера, по отношении к которой определения «пожилая» или «старая» звучат кощунственно. Серебро её волос и не седина вовсе, а отблеск полярных сияний. Морщины – летопись таёжных чащоб, тайные звериные тропы.