Тристан выпустил Мари и сложил руки перед грудью:

— Значит, никакого суда.

Молодая женщина с готовностью кивнула и почувствовала, что ей стало немного легче от того, что муж понял главное. Но следующие его слова мгновенно отрезвили ее.

— А никто из вас не пришёл к мысли, что суд может доказать мою невиновность? Что меня оправдают? — разорвал тишину голос Тристана. — Никто из вас не потрудился найти настоящего убийцу? — Его горящий взгляд скользнул по Мари, прежде чем он резко продолжил: — Или вы думаете, что это сделал я?

— Нет, конечно нет! — одновременно воскликнули Трой, Мари и герцог.

— Тогда назовите мне причину, по которой я не могу просто порвать на тысячу частей этот клочок бумаги?

— Потому что суд ни за что тебя не оправдает! — в ярости закричала Мари. — Посягнуть на жизнь королевского племянника все равно что посягнуть на жизнь самого короля. На его власть. Оба сопровождавших Сен-Круа адъютанты назвали тебя бунтовщиком и заговорщиком, который только того и ждет, чтобы собрать своих людей и идти на Версаль. Если дело дойдет до суда, приговор уже известен — смерть.

— Но черт возьми, я ведь этого не делал! — выкрикнул Тристан, теряя выдержку. — Должна же существовать справедливость!

Анри де Марьясс поднял свою унизанную кольцами руку:

— Она восторжествует, если ты примешь условия короля. Никакой иной справедливости ты на земле не найдешь. Убийца Сен-Круа будет осужден в другом месте, и я не хочу, чтобы ты предстал перед судьями раньше, чем он, — герцог обнял Тристана за плечи. — У тебя есть шанс начать новую жизнь. Так воспользуйся же им.

Де Рассак нетерпеливо высвободился.

— Я не хочу новой жизни. Я вполне доволен своей.

Герцог сжал кулаки:

— Забудь о той жизни. У тебя есть выбор между кораблем, который увезет тебя, куда захочешь, или повозкой, которая доставит тебя к виселице.

— А что будет с «Мимозой»? Все, что я делал, я делал для имения, — раздраженно сказал Тристан. — Ты вот смог бы так просто покинуть «Белль Этуаль»?

— Если бы на кону была моя жизнь, то да. Слишком большое удовольствие я получаю от жизни. Есть еще столько всего, что я хотел бы увидеть и сделать, — герцог продолжил, но уже спокойнее. — Я бы покинул «Белль Этуаль». Даже если бы не было никого, кто сопровождал бы меня. Даже не зная, кто будет дальше поддерживать имение.

Трой, все это время державшийся чуть поодаль, тихо сказал:

— Хотя до сих пор я разочаровывал тебя, Трис, я буду заботиться о «Мимозе» до последнего своего вздоха, клянусь тебе. Ты не должен беспокоиться. Я сохраню ее, на случай, что ты когда-нибудь вернешься, и для следующих поколений семьи де Рассак.

Мари облокотилась на стену под окошком, следя за спором мужчин. Тристан реагировал именно так, как она ожидала и опасалась. «Мимоза» — то, с чем он был связан неразрывно. И эта его вера в справедливость… Он не пойдет обходным путем, если существует хотя бы призрачная возможность доказать свою невиновность всему свету.

— Оставьте нас на минутку наедине, — попросила она Троя и герцога. Молодая женщина смотрела им вслед, когда они покидали камеру. Потом Мари сцепила пальцы, подошла к мужу и заглянула ему в глаза: — Я понимаю тебя, Трис. Понимаю твое желание вернуть себе доброе имя, опровергнуть все обвинения. Мне хотелось бы тебя в этом поддержать.

— Ты сможешь это сделать, если объяснишь обоим, что я не побегу, как трусливый пес. Я хочу суда.

— Но этот суд — фарс. Они ищут жертву, которую смогут повесить для устрашения смутьянов по всей стране. — Она говорила спокойно, в надежде, что Тристан наконец поймет это.

Де Рассак провел ладонью по лицу:

— Я не могу бежать. Не могу…

Мари прервала его:

— Я не платила за помилование своим телом. Я валялась у короля в ногах и молила даровать тебе жизнь, — она опустила голову. — А если говорить о результатах, то не добилась того, чего хотела.

— Я вовсе не думал, что ты получила эту бумагу в постели, — сказал Тристан, словно это было самой естественной вещью на свете.

Мари удивленно вскинула брови:

— Нет?

— Нет. Я же сказал тебе в «Белль Этуаль», что люблю тебя и верю тебе. Хороши были бы любовь и вера, если бы при первой же опасности я бы усомнился в тебе!

От такого признания у молодой женщины подкосились ноги. Он верил ей. Он не считал поездку в Версаль камнем преткновения между ними.

— Я даже не поблагодарил тебя за то, что ты сделала, дабы спасти меня от виселицы, — продолжал Тристан.

— Это и не нужно. Мои действия были продиктованы эгоизмом. Я пока не готова увидеть тебя на виселице. У меня впереди еще столько лет, и я хочу, чтобы все это время ты был рядом. Ты нужен мне, Трис, — страстно сказала Мари. — Я нуждаюсь в тебе куда больше, чем когда-либо будет нуждаться «Мимоза».

Она подошла к мужу и положила руки ему на плечи:

— Люби меня. Живи со мной.

— Но «Мимоза»… Что будет с ней…

Мари приложила палец к его губам:

— Речь идет о тебе, Трис. О твоей жизни. Не о «Мимозе». Не о Трое. Только о тебе. Не думай всегда о других. Хоть раз подумай о себе.

Он открыл рот и кончиком языка провел по ее пальцу. Она затаила дыхание и прильнула к нему.

— Так лучше? — спросил Тристан с горящими глазами, в которых она наконец узнала взгляд того человека, которым он был до того, как их разлучили. Это дало Мари надежду, что ей удастся убедить мужа в том, что еще не все потеряно.

— Да, но этого недостаточно. Поцелуй меня, — попросила она. — Мы и так уже слишком много говорим.

Губы Тристана прижались к ее губам, едва она успела договорить. Чувства молодой женщины так неожиданно прорвались, что слезы побежали по щекам, пока она отвечала на его поцелуй.

— От беспокойства за тебя я стал почти сумасшедшим. Я знал, что ты совершишь какое-нибудь безумие, чтобы помочь мне, и каждый день молился, чтобы тем самым ты не погубила себя, — прошептал де Рассак, затаив дыхание.

— Ты это знал?

— Ты не будешь сидеть сложа руки в замке и не примешь от судьбы ответа «нет». Это твоя вторая натура.

— Я не приму «нет» и от тебя, Трис, — тихо сказала Мари. — Давай уедем вместе. Я знаю, что не смогу заменить тебе «Мимозу», но в наших силах построить вторую «Мимозу» там, где мы захотим. Никто не сможет запретить нам поддержать связь с Троем. Никто не сможет запретить ему посещать нас. Отъезд — это не конец, это начало.

Тристан вздохнул:

— Мне стоит большого труда не поддаться твоим уговорам, если ты каждым сантиметром своего тела доказываешь, что жизнь еще так много может мне предложить.

— Хорошо, — Мари бесстыдно потерлась о его бедра. — Пусть так и будет.