Кроме того, слайд Бернара только подтверждал результаты наших пяти моделей, каждая из которых убедительно показывала, что пыль не могла быть правдоподобным объяснением тех ярких B-мод, которые увидели мы. Информация со слайда была одним из доказательств, но не решающим. Главная заслуга принадлежала моему первому телескопу BICEP, который теперь был переименован в BICEP1.

В отличие от BICEP2, который сканировал небо всего на одной частоте в 150 ГГц, где самое яркое фоновое излучение, BICEP1 вел наблюдения на трех частотных каналах в 90, 150 и 220 ГГц. Благодаря измерениям на этих дополнительных каналах мы смогли до некоторой степени исключить влияние пыли. В интервью журналу Nature ведущий исследователь проекта BICEP2 Джон Ковач, отвечая на вопрос: «Когда вы впервые поняли, что обнаружили те самые „неопровержимые улики“ инфляции?» — сказал: «Прошлой осенью, когда мы впервые сравнили сигнал, зарегистрированный BICEP2, с данными BICEP1. Это был убедительный результат, поскольку BICEP1 использовал другие детекторы и гораздо более старые технологии. Таким образом, тот факт, что мы смогли увидеть тот же сигнал с помощью телескопа совершенно другого типа, позволил исключить значительную долю сомнений. Даже самые законченные скептики в нашей команде теперь поверили»{9}.

Одним из тех скептиков был я. Мы могли использовать слайд Planck, поскольку он не был главным доказательством. Наиболее убедительные свидетельства исходили из данных BICEP1, которые подтверждали, что не пыль была причиной нашего сигнала, и мы были уверены в этом на 95 %. Другими словами, вероятность того, что обнаруженный нами сигнал был сгенерирован пылью, составляла 1:20. Вы бы согласились сыграть в самую большую лотерею в истории космологии при шансе победить 95 %? Думаю, да.

Джон Ковач сделал последнюю попытку запросить данные у команды Planck, но снова получил отказ. Я был уверен, что они собираются нас обскакать. Медлить было нельзя. Данные BICEP1, подкрепленные слайдом Бернара, убедили всех нас — 49 человек, включая меня. Я был готов к компромиссу. Время пришло: либо публиковать, либо можно распрощаться с нобелевскими мечтами.

Публикация результатов — один из способов для ученых застолбить свое авторство. До появления научных журналов, таких как британский Nature (основанный в 1869 году), ученые использовали другие способы, например проводили эксперименты в присутствии всего Королевского научного общества. В наше время публикация результатов позволяет не только установить приоритет в научном открытии, но и запустить процесс тестирования, оценки и воспроизведения результата. Перед командой BICEP2 встал еще один сложный вопрос: как назвать нашу статью? Как вы помните, Пензиас и Уилсон придумали для своего эксперимента слишком скромный для заявки на Нобелевскую премию заголовок: «Измерение избыточной антенной температуры на частоте 4080 МГц»{10}. Мы же считали, что нам нужно преподнести «жаркое» из реликтовых В-мод под чуть более острым соусом.

До нас было множество нобелевских претендентов. Мы хотели отразить в заголовке масштаб открытия — как, например, в названии «Данные наблюдений за сверхновыми, подтверждающие ускоряющееся расширение Вселенной и космологическую константу», выбранном для своей статьи Адамом Риссом и Брайаном Шмидтом, руководителями команды по поиску сверхновых с высоким Z и нобелевскими лауреатами 2011 года. Мы остановились на достаточно сдержанном варианте «BICEP2: обнаружение В-моды поляризации на градусных угловых масштабах», но решили быть более напористыми в самом тексте. Это тоже было частью нашей стратегии. Мы опасались, что, если не заявить прямо о том, что обнаруженные нами В-моды поляризации являются отпечатками инфляционных гравитационных волн, команда Planck или любой другой из дюжины наших конкурентов сможет утверждать, что открытие инфляции принадлежит им. Мы не хотели выбить мяч за пределы поля, а потом забыть занять основную базу.

Название было последним препятствием, стоявшим на нашем пути к мировой славе. Мы с трудом сдерживали волнение. Меня буквально распирало, но приходилось сохранять строжайшую секретность. Я был и взбудоражен, и вымотан одновременно. Часто ли ученому доводится участвовать в научном событии, почти не подвластном человеческому пониманию?

Во время наших телеконференций, когда мы договаривались о дате публикации результатов BICEP2, я слышал, как четверо научных руководителей обсуждают предстоящую пресс-конференцию. В конце концов решили провести ее в Гарвардском университете, где работал Джон Ковач. В ожидании неизбежного натиска со стороны СМИ руководство BICEP2 позаботилось о создании веб-сайта, на котором подробно описывалось наше открытие.

О том, что я создал BICEP, даже не упоминалось. Именно я предложил идею этого телескопа и сумел ее отстоять, несмотря на сомнения многочисленных скептиков. Именно я больше десяти лет назад написал первую статью о BICEP{12}. А теперь я за бортом. Почему со мной так обошлись? Потому, что я выступал против использования слайда Planck? Из-за того, что я был соруководителем эксперимента POLARBEAR? Или, что уж совсем цинично, потому что Нобелевская премия присуждается не более чем трем ученым за раз и, вычеркнув мое имя из истории открытия инфляционных В-мод, они избавились от лишнего претендента? Я задавался вопросом: кого из четырех соруководителей вычеркнут следующим.

Моя роль была низведена до уровня признания заслуг в «заключительных титрах»:

В последнюю минуту я потребовал у Ковача гарантий, что моя роль в BICEP2 будет упомянута на пресс-конференции. Просить об этом человека, который участвовал в эксперименте, разработанном мной больше десяти лет назад, и, более того, был взят в команду по моей рекомендации, было более чем унизительно. В конце концов он согласился, сказав, что главной причиной, почему меня исключили из топ-списка BICEP2, было мое участие в конкурирующем эксперименте POLARBEAR. Я напомнил ему, что Джейми Бок руководил командой Planck, нашим главным конкурентом. Но Ковач на это никак не отреагировал. К сожалению, меня ожидали дальнейшие разочарования. Читая посвященный эксперименту сайт, я наткнулся на, казалось бы, безобидный вопрос.