Егор пошевелил пальцами и на старуху покосился: заметила ли?

«Не торопись, — Теперь голос Мора раздавался аккурат в голове. — Терпение, мой юный друг, терпение… и помни, магией ее не удивишь. Магию она смахнет, что испарину… проще надобно. Шею там сломать… или просто по голове… голова у нее слаба стала. Старость — не радость даже для мага».

— Я узнала, что случилось… увидел ее проклятый… окаянный… возжелал… она-то противилась, девочка моя любви желала… и жених у нее имелся. Хороший парень, навроде Фролки нашего… мне мнилось, что хороший… только слабым оказался… Фролка свою Люцианку ни царю, ни Моране не соступил бы, а этот… землицы ему пожаловали щедро, да и отбыл в свое поместие, значится… а ее — к царю, постель стелить, будто холопок для того нету. Были… и холопки, и рабыни… ни одной бабы мимо не пропускал… проклятый, как есть проклятый…

Убивать Егор не умел.

Но если ошибется, то второго шанса ему не дадут.

«Правильно. — Мор дыхнул жаром, и тело отмерло. — Поэтому погоди… послушай вот, как поет… не знаю, с чего ее вдруг на откровения понесло. Со мною она не церемонилась. А с тобой вот развела политесы. Тьфу… хочешь убивать — убивай. Каяться после будешь».

Разумно.

И Егор подобной ошибки не допустит.

— Насиловал ее… она-то и слова сказать не смела… как же, царь… кровь благословенная, Божинина… а как понесла, то и отослал к царице… та-то про мужа знала, но тоже молчала… сама-то бесплодна… и всегда была… еще когда ее оглядывали, я говорила, что не родит она, да где там… не стали слушать мать смутьяна… но вот по-моему вышло… не родила. Мою девоньку заперли… и держали, пока не разродится, а после сказали, что младенчик мертвым уже вышел… она-то и не вынесла. В петлю полезла… если б хоть весточку… плюнула бы я на норманнов, и на послов, и на клятвы-то все… но нет… они б ее и схоронили, если бы сами не клялись из рук в руки…

Она не плакала.

Устала?

Сухие глаза. Выгоревшие.

— А когда я пришла за своим внуком, мне ответили, что ошиблась я… и когда в глаза царю глянула, он, знаючи, что жизнью мне обязан, не отвел взгляда. Сказал, что любовь случилась, что не неволил никого… что… говорил и улыбался. Мол, хорош он… забыл, что я, силу давши, ее и отнять могла… я и показала. Испугался… со страху меня в темницу кинуть повелел… мол, казнят меня… нашел, чем пугать. Я смерти давно не боюсь. Чего? Век долгий прожила, только… сила моя со мною уйдет. Я так и сказала. А он… поутру ко мне царица явилась. Занемог… и так слег, что ни дыхнуть, ни выдохнуть… все целители пляшут, да что они, глупые, сделать способны? Сила в нем жизненная не держится, уходит, что вода сквозь решето дырявое. Царица за него просила, дурочка… не знала, что век ее выходит… или знала, но надеялась на благодарность? Разве ублюдки способны благодарными быть? Мы с нею сделку заключили. Она мне правнука возвращает, а я этому уроду силу.

«Сильна, старушка… — Мор присвистнул, восхищение выражая. — Оно и верно, не каждый целитель рискнет с сырой силой работать. А уж тем более человеческое тело ею подпитать. Это же… это как костер разводить в соломенной хижине. Может, и согреет, а может, и полыхнет… а она, видишь, сумела связать…»

— Тогда-то я еще подумала, что сила эта давно должна была в тело войти, стать его частью. И случись так, мне бы нечего было забирать. Поутру меня привели к нему. Подыхал… лучше бы дала подохнуть, а там уж… но я исполнила обещанное. Силы в тело его ушло изрядно. Опутала я ее. Связала. И поняла, что он этой силой едино жив. И что жизни ненадолго хватит. Я была честна с ним.

«И напугала, думаю, до усрачки, — не удержался Мор. — А ты не зевай. Старушка заговорилась, ты и рад слушать… нет, дорогой, не отвлекайся. Попробуй мышцы напрягать. Главное, не двигайся… в этом, к слову, большое неудобство сырой силы. Неустойчива она. И любое заклинание, с нею сплетенное, может разрушиться».

Егор мог бы — головой тряхнул, избавляясь от назойливого голоса в ушах. Но пока голова еще не слушалась. А вот мышцы тела поддались, хотя и с трудом.

Почти как чужие.

— Правда, не знаю отчего, но выводы он сделал иные. Решил, что раз отмерено ему немного, то и эту малость надобно использовать… наследником вот обзавестись… и отправилась царица-матушка в монастырь, до которого не доехала.

Старуха кривовато усмехнулась.

— Вы? — спросил Егор.

— Я… — Марьяна Ивановна не вздумала отпираться. — Встретилась с нею… словечком перемолвилась только… спросила, как же вышло так, что она, мою внучку беречь обещавшись, до петли девоньку довела? Но мы ж не о том… она быстро умерла. Сгорела от лихоманки… случается и с царицами…

А ведь она безумна.

Почему никто не увидел, что она безумна?

— Это было возмездием. Справедливым возмездием, которое по старой Правде… каждому по делам его, и да возрадуется Божиня…

Егор сомневался, что Божиню милосердную и вправду обрадует убийство, пусть и во имя справедливости совершенное.

— Я не сразу поняла, что у моего внука больная душа. Он был хорошеньким мальчиком… красивым… до того красивым, что сердце таяло. Няньки, мамки, кормилицы… с рук не спускали… сахарный мальчик. Волосики золотые. Глаза синие… он кошку убил. Старую. Пять лет ему было. Поймал и долго мучил… чернотою все залил. Потом еще собака была… куры… кур, сказал, неинтересно… когда няньку ножом ткнул, оно все и повылазило. Злился он очень. Сам сказывал, что порой внутри гнев такой, с которым управы никакой нету… что только кровь да муки его успокаивают.

Безумец. Не повезло бабке.

Плевать, повезло или нет и что там было в начале времен. Главное, сейчас с собой управиться.

— Я сперва лечить пробовала. Только как излечишь, когда не тело хворое — душа? И когда душа эта крови жаждет. Я его по святым местам возила. В источнике Чумском купала… без толку… он только хитрей делался. Пару раз… тихо себя вел. И слова-то дурного не услышишь. Молится целыми днями. Посты блюдет… мол, так ему легче… и отпускала… в храмы отпускала… с приглядом, само собой… а он ничего, молится…

«Заладила, — пробормотал Мор. — Молится, молится… да хоть весь бы на ладан изошел, не полегчало бы. Знавал я таких людей. Врожденное уродство души. С ними, к слову, интересно… не всем, конечно… я держал одного такого при себе… редкостного таланта был парень. Но безумец, увы…»

— Потом исчезал. Возвращался… всегда возвращался. И опять молится. Спрашиваешь, где был, а он только улыбается и отвечает, мол, грешницу встретил… я видела тех грешниц… я его в монастырь отослала. Кемларский…

Егор стиснул кулак.

Про монастырь он этот слыхивал, будто бы мало чем он от тюрьмы отличен.

— Там он и по сей день… проклинает меня… ездила давече… проклинает… сам от крови проклятой… а тот, чье семя его породило, словно с ума сошел… ни одной девки не пропускал… и детей рождалось… много рождалось, да только мерли. Которые сами уродами, которые после родов умирали… не смотри, Егорушка, тут я не виноватая. Сами они… проклятая кровь.