Олеся, памятуя о прошлом своем визите в этот дом, вошла в гостиную с опасением. За то время, что ее здесь не было, баррикада из бутылок могла увеличиться в размерах, и пищевые останки могли покрыться плесенью и насекомыми. Но, вопреки ее опасениям, в доме было очень чисто. Чисто и уютно. И камин был разожжен, осторожно потрескивая березовыми поленьями. И запах кофе витал и еще что-то съестное и сдобное.

— Кофе хотите? — равнодушным голосом поинтересовался Дугов, наряженный сегодня в широкие льняные штаны и такую же широкую рубаху без пуговиц.

Был он свежевыбрит, аккуратно причесан и абсолютно трезв.

— Не отказалась бы, — честно призналась Олеся, присаживаясь к накрытому столу. — Я едва не проспала, собираясь к вам. Позавтракать не успела. Чисто у вас сегодня…

— Друзья распорядились. Прислали ко мне женщину из санатория. Она все убрала. Сварила кофе, испекла кексы. Она часто мне помогает по хозяйству, — объяснил Николай Иванович, достал из красивого пузатого буфета красного дерева еще одну чашку с блюдцем и ложечку. Сел напротив нее и громко позвал: — Ивановна, несите кофе и кексы, пожалуйста!

Ивановна оказалась миловидной пожилой женщиной, среднего телосложения. Достаточно высокая, с аккуратной прической, в клетчатом платье с длинными рукавами, белоснежном кружевном фартуке и в такой же белоснежной наколке в волосах.

Она вышла к ним откуда-то из глубины дома, толкая перед собой уставленный едой столик на колесах. Тарелка с сыром, плетенка с крошечными кексами в ванильной пудре, несколько сваренных яиц, четыре свежих помидора и огромный кофейник.

— Кушайте, — проговорила она, перетаскала все со столика на колесах на большой стол, немного отошла и, внимательно присмотревшись к Олесе, вдруг спросила: — А вы кто же такая будете, милочка? Нездешняя, видимо… Что-то я вас совсем не знаю.

Дугов от такой бесцеремонности своей временной экономки поморщился, но вмешиваться не стал, впившись крепкими зубами в помидор. Откусил, отвел руку с томатом подальше от глаз, посмотрел на него так и эдак, присыпал надкусанную часть крупной солью и снова потащил его в рот.

— Я?.. — Олеся смутилась вопросу женщины, которую Дугов именовал Ивановной, и даже покраснела. — Я… Я по делу к Николаю Ивановичу.

— А-аа. Понятно! — произнесла Ивановна со странной интонацией и вдруг добавила с неприязнью: — Раздеваться, небось, сейчас начнешь, прости господи! И на стол голышом ложиться!

— Ивановна! — прикрикнул на нее Дугов и пристукнул кулаком по столу легонько. — Прекрати немедленно. Девушка понятия не имеет, о чем ты! Она совершенно по другому делу! А ты сразу наскакиваешь на нее! Что за манеры, в самом деле?!

Ивановну выступление Николая Ивановича нисколько не смутило. Она снова вперила въедливый взгляд на Олесю и тут же спросила:

— Это по какому же такому другому делу, дорогуша?! Если у него никаких таких других дел и нет, как только водку жрать, да ваши голые сиськи малевать. Весь ведь второй этаж этими самыми сиськами увешан. Убираться тошно…

Кусок кекса, что Олеся успела откусить до того, как женщина приступила с допросом, встал комком поперек горла и не хотел пролезать ни внутрь, ни обратно. Она уже пожалела, что вообще сюда приехала. И уж тем более пожалела, что села с Дуговым завтракать.

— Я по делу Марины Хабаровой, — прокашлявшись и глотнув кофе, пояснила Олеся задушенным голосом. — Правильнее по делу о ее убийстве. Если вам это, конечно, интересно.

Теперь она говорила все больше для Дугова, продолжающего с бесстрастным лицом поедать помидоры. Но он ее объяснение оставил без внимания, а Ивановна снова вмешалась.

— А что тебе наша Мариночка-то? Что?! Кто ты вообще такая? Из милиции, что ли? Так документ должен быть при тебе. Покажи документ! Нету?! Нету, Коля, у нее документа! Гони ее, проходимку эту! Тоже небось копать под нас собирается! Воров нашли, прости господи! Что я могла унести из санатория этого, кроме тряпки да ведра какого-нибудь.

— Мне совершенно плевать на то, что вы успели, а чего нет унести из санатория, — вдруг неожиданно для себя самой повысила голос Олеся.

Ну что, в самом деле, за хамка! Она явилась к Дугову с важной миссией. Время, отпущенное ей для визита, то самое время, которого у нее ровно до отправления следующего автобусного рейса, неумолимо утекает, безвозвратно просто исчезает.

А она не сдвинулась с места, выслушивая нападки этой старой мымры.

— В убийстве Марины обвиняют ее мужа, — проговорила Олеся жестко, неотрывно глядя в пустые тусклые глаза Дугова. — Его взяли под стражу! Но он ее не убивал!

— Я знаю, — вдруг спокойно заявил Дугов, откладывая на тарелку съеденный наполовину третий помидор. — Этот человек не любил ее по-настоящему! Он не способен был создать для нее ту жизнь, которой она была достойна… Что уж тут можно говорить об убийстве! Этот Хабаров… Он ничтожество… Он…

— Кем бы он ни был, он не должен отвечать за то, чего не совершал! — воскликнула Олеся с горячностью, пропуская мимо ушей возмущенный клекот пожилой уборщицы; та присела чуть поодаль и кажется не собиралась пропускать ни слова из их беседы. — Если вы знаете, что он не убивал, тогда, может быть, вы знаете, кто это сделал?!

— Я этого не говорил, милочка! — лицо Дугова нервно дернулось, а тонкие ноздри породистого носа затрепетали то ли от возмущения, то ли еще по какой причине. — Нечего здесь валить с больной головы на здоровую! Я просто предположительно сказал про Хабарова. Кто знает, может, он в порыве ревности и убил свою жену.

— Кажется… Кажется, у вас тоже был повод ревновать свою любовницу! Вам-то она тоже изменяла!!!

И как она собралась с силами и сказала ему это?! Как додумалась, главное, нащупать его уязвимое место?! Лишь сказав, поняла, что попала в точку. По тому, как потемнело моментально лицо Дугова, по тому, каким бешенством наполнились его безжизненные до сего момента глаза. И по тому, как испуганно ахнула Ивановна.

— Изменяла, изменяла, Николай Иванович! — зацепилась тут же Олеся, забыв и про голод, и про неудавшуюся попытку его утолить. — Вы знали об этом, так ведь? Если не знали, то догадывались. И… может быть, вы-то и есть как раз убийца, а?!

Ивановна ахнула вторично и замерла каменной статуей с вытаращенными остановившимися глазами. А Дугов…

Его тело, будто лишившись позвоночника, вдруг ослабло, надломилось и упало на стол лицом вниз. Голова его при этом пару раз качнулась влево-вправо, и Дугов простонал:

— Я не убивал ее! Господи, как вы могли подумать?! Разве бы я мог причинить ей вред?! Я, который дышать на нее боялся! Да вы знаете, кто я?!

— Знаю, — тихо ответила Олеся.

Дугов удивленно затих. Тут же поднял от стола голову и посмотрел на нее, спросив совершенно спокойно, без прежней театральности:

— Кто я, по-вашему?

— Вы раздавленный горем мужчина, и только. Ваше сердце разбито дважды. И я… очень хорошо понимаю вашу боль, Николай Иванович! И я здесь лишь потому, что хочу спасти Хабарова Влада, а не для того, чтобы пытаться кого-то уличить или призвать к ответу. Если вы можете мне чем-то помочь, то помогите!!! — все это она выкрикнула на одном дыхании, не заметив, как привстала с места, как ухватилась, потянувшись, за его руки, безвольно разбросанные на столе. Не заметила, пытаясь до него достучаться, как тенью выскользнула из гостиной Ивановна. — Помогите мне, Николай Иванович, пожалуйста! Его осудят, а он же не виноват!!! Он хороший — Влад Хабаров! И он совсем не виноват в том, что Марина его просто-напросто не любила.