— Вот так же обстоят дела, — после небольшой паузы заговорил «Воландин», — и с так называемым основным вопросом вашей фундаментальной философии. Хотя желание разобраться в нем, надо признать, и весьма похвально.

Скажем так, что вся ваша философская теория основана на очень заманчивой и смелой догадке, но не более того. Так же, как и теория происхождения человека, созданная моим старым знакомым и бывшим горячим оппонентом Чарльзом.

— Вы имеете в виду Чарльза Дарвина, известного английского ученого? — уточнил Валерий Иванович.

— Ну да, конечно же, его — Чарльза Роберта Дарвина, сына доктора Роберта Варинга Дарвина, — подтвердил могущественный гость, — а кого же еще? Кстати, должен вам откровенно признаться, что вся эта, так называемая теория, касающаяся происхождения человека, чистейший результат наших длительных с ним споров и основана лишь на диком упрямстве и невежестве людей. — «Воландин» остановился и, довольно хмыкнув, облокотился на решетку ограждения.

— Уж не хотите ли вы сказать… Петр Петрович, — поправил очки, почему-то волнуясь, Шумилов, — что имели… — но договорить до конца не успел.

— Да, любезнейший, именно так. Вы очень догадливы, — внушительно перебил его собеседник, окидывая взглядом залитый солнцем противоположный берег реки, и левый глаз говорившего полыхнул зеленым огнем. — Имел и самое что ни на есть непосредственное отношение. Уж поверьте мне… Чертовски наблюдательным, но и не менее болезненно упрямым был этот дотошный человек. Все время пытался что-то логически обосновывать и доказывать. А я ему однажды так прямо и заявил, что, мол, если взять какую-нибудь, пусть даже самую что ни на есть дикую мысль, ну к примеру, что обезьяну можно со временем превратить в человека, как-то логически обосновать и преподнести вашему брату, то ведь, конечно же, не сразу, но и в нее обязательно поверят, какой бы сумасшедшей первоначально она ни казалась. А он упрямо спорил со мной, горячился и все время приговаривал: «Ну уж, извините, но это же полный абсурд, кто ж может в это здраво поверить…» Да, очень не любил он в дискуссиях поддаваться, вот это-то его, уважаемый, и сгубило. Мы с ним тогда о-очень серьезно поспорили…

И вот, чтобы доказать мне свою правоту, трудился, бедняга, азартно, чуть ли не круглые сутки, пока не закончил работу и не представил ее на суд в виде известной теперь теории. И вначале даже торжествовал, чудак: «Вот, что я вам говорил. Ведь не верят люди, смеются, а многие ужасно сердятся, понося меня страшными проклятиями…» А я ему тут же в ответ: «Погодите, любезнейший Чарльз, еще время не пришло, не все сразу. Вот увидите, поверят! Непременно поверят, хвалить вас еще везде будут и даже памятники ставить». Он только отмахивался и страшно сердился… Упрямый был человек… Но, как видите, все по-моему вышло, поверили. Конечно, не все, но абсолютное большинство уж точно. Потому, что ничего другого своими скудными умишками придумать не могли. Только или одно, как написано в известнейшей толстой книге, или другое, а на третье и четвертое просто ума не хватает!

— Петр Петрович, — не удержался внимательно слушавший гостя Шумилов, — ну а как же на самом-то деле?

— А вот этот вопрос, Валерий Иванович, — пронзительно посмотрел на собеседника «Воландин», — задавать мне не надо… Преждевременен он… пока. Ведь всему свое время… Ну представьте, уважаемый, можно ли корову заставить смотреть телевизор?.. Ну конечно же, нет, она ровным счетом ничего не поймет. Это, я извиняюсь, привел для примера, но уверяю вас, что не все так просто, как пытаются представить вам некоторые философствующие сочинители. Ведь, сами понимаете, если бы было все в точности так, как уверяли ваши гениальные материалисты, я бы попросту перед вами сейчас не стоял, — блеснул он желтым металлом во рту и демонстративно развел руками, на что собеседник только обреченно вздохнул. — Да и не увлекайтесь этой темой, не советую. Конечно, должен заметить, что определенный интерес в этом вопросе имеется, но, — понизил он голос, — гораздо практичнее было бы заняться сегодня разрешением других, более важных для вас проблем.

— Очень интересно, каких? — оживился Шумилов. — Нельзя ли поподробнее объяснить, что конкретно вы имеете в виду?

— А что ж тут объяснять-то, милейший? Об одной из них и, пожалуй, самой главной я вам уже намекал. В подтверждение слов моих можно заглянуть в историю вашего древнего города. Однако должен заметить, что по сравнению с другими человеческими обителями, такими, как столица некогда могущественных римлян или утопающая в зелени фруктовых садов Ницца, основанная еще аж за триста лет до рождества Христова, возраст вашего города, можно сказать, еще совсем юношеский. Так вот, если заглянуть в древние летописи, а мне как историку это всегда чрезвычайно интересно, то обнаружится упоминание о том, что в 1071 году по вашему летоисчислению на этих землях произошел мощный бунт смердов-общинников, во главе которого стояли два местных волхва. Кстати, этот факт и является первым упоминанием письменных источников о вашем городе. Главной же причиной для бунта, или, если выразиться по-научному, его детонатором, был голод, охвативший эту местность в то самое время. А к этой главной причине тут же добавились и другие. И мне, надеюсь, не нужно долго взывать к вашему богатому воображению, уважаемый Валерий Иванович, и рассказывать, что из себя представляет голодная и дикая вооруженная толпа, которая, подобно смерчу, двигается по зажиточным дворам «лучших людей», — сладко зажмурился он, — оставляя за собой лишь кровь, разруху и запустение. И в такие ответственные моменты мы всегда готовы помочь обиженным людям, — и он громко и откровенно рассмеялся.

Шумилова от этого мрачного повествования и угрожающего смеха собеседника даже невольно передернуло, а по спине и затылку пробежали неприятные мурашки, словно он только что сам был свидетелем бешенства голодной, завывающей толпы и ужасных кровавых погромов.

В это время мимо беседующих по ходу их движения медленно проплыла милицейская автомашина, из открытых окон которой, словно антенны, торчали вытянутые руки служителей порядка, таким способом занимавшихся исследованием окружающего воздушного пространства. Заметив удаляющийся милицейский транспорт, «Воландин» иронично ухмыльнулся и после небольшой паузы, как ни в чем не бывало, продолжал:

— В добавление к только что приведенному факту должен вам сообщить, что несколько раньше, почти за пять десятков лет до этого события, а точнее, в 1024 году, и этот факт также зафиксирован летописцем, подобный же бунт произошел и на суздальских землях. И главная причина, милейший, та же самая, что и в приведенном выше случае. И ваш доблестный князь, без ложной скромности нарекший этот град своим светлым именем, вынужден был силой оружия усмирить взбунтовавшихся людишек. И подобных примеров, если покопаться в истории, как вы знаете, о-очень немало. Поэтому вашим философствующим и сытым руководителям, чтобы не сломать себе гладкие шеи, надо хорошенько запомнить уроки истории, а их, уважаемый, предостаточно, и пренепременнейше знать, что история имеет свойства повторяться. И не единожды!..

Причем должен заметить, и вы со мной легко согласитесь, что многие ваши, извиняюсь за резкость, тупоголовые лидеры пытаются почему-то объять необъятное. Накормить, так уж сразу чуть ли не весь мир… Велика глупость человеческая… Ты сначала попробуй реши этот вопрос для тех, кто тебя окружает, для своих, как вы выражаетесь, соотечественников. Ну уж а если получится, то тогда и с другими своим удачным опытом можешь поделиться. Так нет же, сам-то еще ничего практически не сделал, а уже старается вовсю другим советы давать… — при этих словах Валерий Иванович почувствовал себя очень неуютно и даже слегка порозовел. — Да, уж больно вы, люди, терпеливы к таким мечтателям и фантазерам. По-навыдумывают черт знает что, задурят голову, а сами с умным видом ходят и поглядывают, как вы радуетесь, обсуждаете да хвалите их. Вот и сейчас у вас то же самое происходит. А ведь на поверку, должен вам сказать, выйдет совсем все не так, как бы того хотелось, — выразительно посмотрел он на Шумилова, — и вы еще ругаться, и крепко ругаться будете…