Царский поезд, в котором путешествовал император со своей семьей, представлял собой состав из прицепленных к сверкающему черным лаком локомотиву роскошных синих вагонов с золотыми двуглавыми орлами по бокам.

Вырубова так описывает его в своих воспоминаниях: «Дивный царский поезд, в котором теперь катаются Троцкий и Ленин, скорее был похож на уютный дом, чем на поезд. Помещение государя, обшитое светлым ситцем, с кушеткой, креслами, письменным столом, книгами и фотографиями на полках, отделялось от кабинета государя ванной. В кабинете государя, обитом зеленой кожей, помещался большой письменный стол. Их Величества вешали иконы над диванами, где спали, что создавало чувство уютности. Вагон Алексея Николаевича был также обставлен всевозможными удобствами; фрейлины и я помещались в том же вагоне… В последнем вагоне помещалась столовая, перед нею маленькая гостиная, где подавали закуску и стояло пианино». Царская спальня была размером с три обычных купе; гостиная императрицы была обита бледно-лиловой и серой тканью.

Конструкция ванны была такова, что вода из нее не выливалась даже при наклоне. Мебель в вагоне, где находились купе четырех великих княжон и цесаревича, была выкрашена белой краской. В отделанной панелями из красного дерева гостиной с мягкими коврами и креслами, обитыми сафьяном, собирались фрейлины, адъютанты и другие члены свиты, каждый из которых имел собственное купе. Столовый вагон был оборудован кухней, где стояли три плиты, холодильник и буфет, набитый бутылками с вином. За столом могли разместиться двадцать человек. Даже в дороге соблюдался старинный русский обычай: члены императорской свиты могли закусить, подойдя к столу с яствами. На нем стояли тарелки с икрой, лососиной, сардинами, копченым языком, салями, солеными грибами, редисом, селедкой, огурцами и иными деликатесами. Во время обеда император всегда сидел посередине длинного стола, по бокам его – великие княжны, напротив – граф Фредерикс и другие придворные. За редкими исключениями императрица трапезничала одна или с наследником.

Хотя путешествие доставляло всем большое удовольствие, к радости примешивалась и тревога. Путешественников постоянно терзало опасение, что поезд могут взорвать террористы. Чтобы уменьшить вероятность диверсии, всякий раз отправлялись два одинаковых поезда, двигавшихся на расстоянии нескольких километров друг от друга, поэтому потенциальные убийцы не знали, в котором из них едут царь и его семья. Неизбежными спутниками продолжительных поездок были неудобства и скука. Хотя поезд мог двигаться быстрее, скорость его обычно составляла 25–30 верст в час. Поэтому переезд из Петербурга в Крым занимал две ночи и день. И все это время состав шел, стуча колесами и раскачиваясь по рельсам, проложенным по бескрайним просторам России. Летом крыши вагонов раскалялись, и в салон-вагонах становилось жарко, как в печи. Всякий раз, как поезд оказывался в лесу или возле реки, машинист останавливал состав на полчаса, чтобы дать пассажирам возможность поразмяться и отдохнуть в тени деревьев или насладиться речной прохладой.

Однажды поезд остановился на высокой насыпи. Мосолов пишет: «Дети садились на большие серебряные подносы и, пользуясь ими наподобие салазок, спускались по откосу… Девочки держали пари, кто из них первой прибудет вниз… Генерал-адъютант Струков объявил детям, что он первый очутится внизу. Дети не верили. Когда состязавшимся скомандовали спуститься, Струков в парадной форме, с Александро-Невской лентой, держа свою почетную саблю с бриллиантами (за взятие Адрианополя) в руках, прыгнул с высоты более трех саженей с насыпи, рискуя сломать себе ноги, и, конечно, опередил детей. Императрица очень журила его за эту выходку, но французы [члены депутации] были в восторге».

В отличие от царского поезда, служившего средством передвижения, яхты предназначались для отдыха. В июне царь отправлялся на две недели в неспешное, с остановками плавание вдоль скалистых финских берегов. Днем яхта шла шхерами от острова к острову, а вечером останавливалась на якорную стоянку в какой-нибудь заброшенной бухте, на берегу которой возвышалась одинокая рыбацкая хижина. Проснувшись поутру, пассажиры видели вокруг синее море, сверкающее мириадами солнечных бликов, желтый песок и красный гранит островов, поросших вечнозелеными соснами.

Самой любимой яхтой императора был красавец «Штандарт». Водоизмещением 4500 тонн, с корпусом, выкрашенным чернью, судно было изготовлено по особому заказу на верфи в Дании. Стояла ли яхта на якоре где-нибудь в балтийской бухте или же была пришвартована в Ялте у скал крымского побережья – повсюду она притягивала взоры знатоков своими изящными очертаниями. Размером с небольшой крейсер, оснащенный паровой машиной и работавшей на угле котельной установкой, «Штандарт» тем не менее был спроектирован как парусное судно. Украшенный золотым вензелем огромный бушприт устремлялся вперед, как бы продолжая нос клипера; посреди возвышались три стройные, покрытые лаком мачты и две белые дымовые трубы. Над надраенными палубами были натянуты белые парусиновые тенты, защищавшие от солнца плетеные столы и стулья. Под верхней палубой располагались гостиные, салоны, кают-компании, обшитые красным деревом, с паркетным полом, хрустальными люстрами, бархатными портьерами. Помещения, предназначенные для императорской семьи, были отделаны ситцем. Помимо судовой церкви и просторных кают для царской свиты, на яхте имелись помещения для офицеров, механиков, котельных машинистов, палубной команды, буфетчиков, лакеев, горничных и целого взвода моряков Гвардейского экипажа. Кроме того, на нижних палубах нашлось достаточно места, чтобы разместить духовой оркестр и балалаечников.

«Жизнь на яхте была простая и беззаботная», – вспоминала те дни А. А. Вырубова. Члены царской семьи свободно общались с членами экипажа и знали многих моряков по именам. Зачастую судовых офицеров приглашали на обед к царю. «Старшие великие княжны были в белых юбках, бледно-голубых вышитых блузках, а младшие в красных с серыми горошинками юбках и белых блузках», – вспоминала Т. Боткина. Когда царские дочери гуляли по палубе, завязывались беседы между ними и молодыми морскими офицерами, пытавшимися ухаживать за девушками. Даже зимой, когда яхта вставала на ремонт, узы судовой дружбы не ослабевали. «Если ставилась какая-то опера, в особенности „Аида“, матросов со „Штандарта“ нередко приглашали в качестве статистов, – вспоминала великая княгиня Ольга Александровна. – До чего же забавное зрелище представляли собой эти рослые, крепкие юноши, неуклюже передвигавшиеся по сцене в шлемах, с голыми волосатыми ногами, обутыми в сандалии. Несмотря на отчаянные жесты постановщика, они, широко улыбаясь, глядели на нас [сидевших в царской ложе]».

Когда дети были маленькие, к каждому ребенку прикрепляли матроса-няньку, в обязанности которого входило следить, чтобы подопечный не упал за борт. После того как дети подросли и, уйдя на берег, купались в море, «няньки» продолжали наблюдать за ними. По окончании навигации каждый из опекунов получал от царя золотые часы.

Но и на борту яхты император не оставался свободен от государственных дел. Хотя он запрещал министрам и полицейским агентам появляться на борту «Штандарта», каждый день из столицы прибывали посыльные суда, доставляя государю доклады и документы. Как бы напоминая о нахождении на «Штандарте» августейшего пассажира, яхту постоянно сопровождал эскорт миноносцев. Они или стояли поблизости на якоре, или же прочесывали горизонт.