– А что с Кульковой и Хлупиным?

– Оба подлечились и сейчас существуют по-старому. У нас официально проходили, как потерпевшие.

– Опрос их, как соучастников преступного сообщества, произведен?

– С Кульковой беседовал в больнице Маслаченко. С Хлупиным капитан Сидорин разбирался у него на квартире. К сожалению, никаких вещественных доказательств, подтверждающих непосредственное участие данных лиц в наркотрафике, не найдено, – Полимеев развел руками и выразительной мимикой подтвердил чувство крайней досады. – После смерти жены Слепакова нет и свидетелей их методов по отношению к ней: применение клофелина и насильственное склонение к половой связи. Кроме того, никто не подтвердит принуждение Кульковой жены Слепакова к работе в феминистском филиале.

– Товарищ генерал, – сказал Маслаченко, – из центрального поста сообщили по поводу убийства Слепаковым Хлупина потому, что им был звонок. Загородный, я уточнял. Но оказалось, по мобильному телефону. Ни за что не зацепишься. Хотя ясно, по-моему, звонили из «Золотой лилии».

– По-твоему, капитан, для прокуратуры мало. Ладно. Коломийцев и его люди работают с Коковой и с охранником Пигачёвым. Ищут второго – Стеценко. Может быть, удастся еще немного подержать Илляшевскую. У нас в руках охранник «Лилии» Зыков. Ну а барыбинский розыскной отдел занимается непонятным убийством Екумовича.

– «Глухарь» у них, наверно, полнейший, – позволил себе шутить Полимеев. – Никого и ни малейшей мотивации.

«Мотивация могла быть только у Гали Михайловой, – неожиданно подумал Маслаченко. – Но нет… и вообще, Екумович, говорят, был атлет. Галя никак не подходит здесь, да и каким образом, когда…» Маслаченко торопливо отогнал эти нелепые и просто невозможные предположения.

– Ничего, вдруг местные ребята что-нибудь накопают. А вы идите.

Строгинские опера почтительно щелкнули каблуками начищенных ботинок и покинули генеральский кабинет.

Миновала неделя. Во второй половине дня в окнах еще не померк тусклый декабрьский свет.

На третьем этаже милицейского управления замерла деловитая тишина. Сидя в отдельном кабинете, старший лейтенант Михайлова довольно длительное время работала на компьютере, делала документальные розыски и уточнения по некоторым текущим делам. Наконец аккуратно сложила бумаги в папку и заперла кабинет на ключ.

Придерживая папку у бедра, стройная и строгая в милицейской форме с новенькими погонами, Галя шла по коридору. Раздумывая о чем-то, относящемся к ее служебным трудностям. Приподнимала тонкие брови, будто наедине с собой безмолвно говорила нечто важное невидимому собеседнику.

Внезапно открылась дверь приемной полковника Ипатова, оттуда появилась очень высокая дама в длинной шубе черного баргузинского соболя. Мигнул драгоценный перстень: огромный сапфир в виде гладкого кабошона. Блестела на бархатном берете звездоподобная жемчужная брошь. Волосы из-под берета лаково сияли вороной скобой, не доставая плечей.

Сопровождал даму милицейский полковник. Тот самый лощеный тип, которого Галя заметила как посетителя директрисы «Салона аргентинских танцев». На всякий случай Галя доложила тогда о нем своему начальству.

Полковник придерживал под локоть даму в собольей шубе и говорил что-то шутливое, игриво заглядывая ей в глаза. Это была Марина Петровна Илляшевская.

Галя замедлила шаг, не желая встретить свою недавнюю работодательницу. Однако Марина Петровна к ней повернулась и радостно показала великолепные зубы. Галя надеялась молча миновать ее и полковника.

– Здравствуйте, товарищ старший лейтенант, – прозвучало густое контральто Илляшевской. – Какая приятная неожиданность!

– Вы знакомы? – удивленно спросил полковник.

– Да, мы не так давно встречались с этой очаровательной девушкой. Что же ты не здороваешься, Галочка? Как поживаешь?

Старший лейтенант Михайлова не отвечала, тщательно прижимая к себе папку со следственными материалами.

– В чем дело? – вмешался полковник с Петровки. – Почему не отвечаете?

– Мне не хотелось бы поддерживать разговор с этой гражданкой вне служебной обстановки. Разрешите идти?

– Как хотите, – неприязненно набрякшим тоном проговорил полковник.

– Ничего, я уже оправдана и свободна, – прищурив мерцающие глаза, Илляшевская внимательно провожала взглядом торопливо уходившую девушку. – И все-таки я думаю, что мы еще встретимся вне служебной обстановки.

Старший лейтенант спустилась этажом ниже. Вошла в одну из комнат. Там к ней подошел капитан Сидорин. Его усталое лицо с тяжелым очертанием челюстей и раздраженным выражением потеплело. Он сегодня подчеркнул новым пуловером разворот сильных плеч, контрастирующих с его сухопарой стройностью. Галя слышала, что в молодые годы Сидорин слыл хорошим боксером. Говорили, будто еще лет десять назад он выступал на динамовских соревнованиях и завоевывал призовые места.

– Ты что расстроенная, Галя? – Сидорин дружески прикоснулся жилистой кистью к ее тонкому предплечью.

– Столкнулась сейчас с одной… непотопляемой хищницей.

– С кем это?

– С Илляшевской. Шуба на ней из соболя, аж до пяток. На шапке жемчуга. Холеная, довольная, наглая. Видно, выкрутилась стопроцентно и снова продолжит свою творческую деятельность. Вышла из приемной Ипатова с «муровским» полковником. Тем самым.

– Ходят слухи, за Илляшевскую вступилась международная женская организация. Адвокат прискакал знаменитый, разорался. Ну, в общем, следователь городской прокуратуры не нашел доказательств участия Илляшевской в обороте наркотиков. А что относится к ее шоу… то есть, по поводу голых плясуний и полуголого оркестра… ограничились морально-воспитательными разговорами. Мне ребята с Петровки говорили по телефону. Она там, в ответ на упреки и всякие патриотические лозунги, прямо-таки ржала.

– Знает про бессилие милиции в этом вопросе. – Михайлова печально возвела к потолку глаза, обведенные каймой темных ресниц. – Взять бы ее с поличным… Не ускользнула бы от суда.

– Конечно, плачет по ней тюрьма. А ничего не сделаешь: за руку не схвачен, не вор. Такие времена. Она небось не меньший авторитет в своей сфере, чем какой-нибудь Япончик в своей. Теперь будет осторожничать. Каждого из своего персонала вдоль и поперек проверит. – Сидорин достал пачку дешевых сигарет. – А делишки-то… Вот, например, задача алгебраическая: кто убрал главного Маринкиного охранника Екумовича? Ей-ей, чудеса в решете! «Глухарь» абсолютный. Ладно, Галочка, не переживай. Конечно, Екумович был твоим мужем, все-таки неприятно. Надо ему было влезть в охрану к самой Илляшевской…

– Дайте мне тоже покурить, Валерий Фомич, – внезапно попросила Галя, побледнев и нервно облизнув губы, будто они у нее высохли.

– Я как узнал, что ты можешь сгореть, прямо извелся. Если что-нибудь, я эту «Лилию» взорвал бы к черту со всеми обитателями, клянусь!