Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, – кивнул Джейми.
Подчинившись дерзостному импульсу, он взял руку Сары и стиснул ее. Та ответила пожатием и сказала:
– Мама любит тех, кто идет своей дорогой.
На листе из папки она написала, как найти дом Херефорд, и велела приходить в воскресенье после обеда, когда мистер Фэи будет дома.
* * *
Дом был больше, чем самые грандиозные резиденции Миссулы; стены и обширные газоны держали его не менее внушительных соседей на почтительном расстоянии.
В центре входной двери, в латунном носу быка болталось латунное же кольцо, и после некоторого колебания Джейми поднял его и один раз ударил. Дверь сразу распахнула девушка, похожая на Сару (но не Сара), а из-за нее выскочила огромная лающая копна серо-белой шерсти.
– Джаспер! – с упреком крикнула девушка, хлопнув пса по медвежьему бедру.
Джейми поднес Джасперу ладонь, и, пока тот неподвижно обнюхивал ее, девушка схватила его за ошейник и оттащила назад. Она была высокой, хоть и ниже Сары, с такой же длинной шеей и более длинным, приятным лицом.
– Ты, наверное, Джейми, – догадалась она. – Я Элис, иду перед Сарой. Проходи, пожалуйста. Сара где-то здесь. Ну, ты и высокий! Тебе правда всего шестнадцать? Неудивительно, что нравишься Саре. Все ребята ниже ее.
Элис провела Джейми в квадратный вестибюль, обшитый просвечивающими медом деревянными панелями. На полу лежал персидский ковер с кисточками, по которому, сопя и выглядывая из-под лохматой белой бахромы, принялся скакать Джаспер. Широкая дверь с освинцованным полукруглым окном наверху вела в более просторное помещение, где тоже был ковер. Оттуда на галерею с балюстрадой шла лестница. Джейми, хоть его и ошеломила роскошь, обратил внимание на слова Элис. Он нравится Саре. Ему ужасно хотелось расспросить Элис, откуда ей это известно и какую именно форму принимает симпатия.
С центра высокого кессонированного потолка каскадом свисали призмы и лампочки. Картины и рисунки всевозможных форм и размеров теснились на стенах, некоторые в вычурных рамах. Элис щелкнула выключателем, и светильники ожили.
– Папа любит искусство, – заявила она.
– Господи! – воскликнул Джейми, осматриваясь. – Кто бы сказал иначе.
Элис хихикнула:
– Господа папа тоже любит, поэтому лучше следи за тем, что говоришь.
Благодаря Уоллесу и публичной библиотеке Джейми довольно много знал об искусстве, достаточно, чтобы увидеть в эклектичном собрании мистера Фэи конницу Ремингтона и ирис О’Кифф.
– Видишь? – Элис ткнула пальцем в раму погрудного портрета женщины на черном фоне. – Наша мама. Ее писал Джон Сингер Сарджент. Знаешь, есть такой?
– Был. Он умер. – Джейми сдвинулся, чтобы не отсвечивало. Прекрасная картина. – Ваша мама?
Элис опять хихикнула:
– Да. Ты с ней познакомишься.
У женщины на портрете был тот же узкий подбородок и длинные ресницы, что и у Сары. Модель приподняла брови и слегка раздвинула губы, будто собираясь что-то возразить.
– У отца еще куча всего в хранилище, но, по правде говоря, если видел эту комнату, то видел лучшее. Терпение не самая сильная его сторона. Он хочет, чтобы тебя сразу сразили шедевры, как только ты войдешь в дверь.
– Я не могу все вместить.
– Это ты! – раздался голос сверху. Сара торопливо спустилась по лестнице. – Элис, почему ты не сходила за мной?
– Я звала, – соврала Элис. – Ты, наверно, не слышала. Он пришел всего несколько минут назад. Мы обсуждали портреты. Джейми пообещал нарисовать мой, правда, Джейми? – И она взяла его под руку.
– Не позволяй ей помыкать тобой, – посоветовала Сара Джейми. – Элис у нас главный командир.
– Я с удовольствием, – ответил Джейми Элис.
Та его отпустила.
– Ну и хорошо. Когда поговоришь с отцом, я тебе попозирую.
Джейми кивнул, но тут же осекся:
– О… Я не взял карандаши.
– Тогда тебе придется прийти еще раз. И Джаспера нужно нарисовать. – Элис схватила похожую на тряпку морду пса: – Правда, Джаспер? Ты ведь всегда мечтал быть музой.
– Отец ждет, – напомнила Сара Джейми. – Пойдем.
Она провела его дальше. Везде висели картины и рисунки, намного больше, чем мог вместить дом, в целом показавшийся ему мрачным, заставленным, закрытым – не хватало окон. Из-за перенасыщенности произведениями искусства он давил еще больше, однако Саре, видимо, все было нипочем. Пока они шли, она продолжала говорить:
– Тут гостиная, а здесь мы только проводим приемы, вот музыкальный салон, столовая. А эти часы очень старые. – Они подошли к тяжелой темной двери, и Сара прошептала: – Просто не робей.
И она постучалась тыльной стороной ладони. Прислушалась, опять постучалась, а Джейми смотрел на ее профиль в полумраке, на стиснутые от напряжения челюсти.
– Войдите, – послышался зычный голос.
Сара толкнула дверь со словами:
– Папа, вот Джейми, Портретист.
– Портретист! – воскликнул стоявший за конторкой мужчина.
Он был ниже Джейми и Сары, коренастый, с густыми поседевшими усами и розовый, как ластик, только сильнее блестел. Комната, как и все предыдущие, ломилась от произведений искусства.
– Входи, Портретист!
Не отходя от конторки, мистер Фэи протянул гостю руку и кивнул на бумажные завалы:
– Всегда обещаю себе не работать в воскресенье и всегда работаю. Надеюсь, Господь простит мне.
– Уверен, сэр.
– Правда? Твои слова вселяют надежду. – Он испытующе посмотрел на Джейми: – Кто научил тебя рисовать, мальчик?
– В общем, никто.
– Но Сара говорила мне, что твой дядя – Уоллес Грейвз. Должно быть, он.
Джейми забормотал что-то в подтверждение, но умолк. Разве Уоллес учил его? Он не мог вспомнить ни одного стоящего указания, лишь давнишние редкие похвалы. Все затруднения, эксперименты, недовольство собой, отчаяние, успехи, мгновения восторга – все происходило само собой. Хотя, конечно, он учился у Уоллеса. Как проще сказать?
– Полагаю, да.
– Ты пишешь картины?
– Иногда акварели. Я не пробовал маслом.
– Убежден, художник выявляется в масле, – изрек мистер Фэи. – Рано или поздно тебе придется подняться на этот уровень, и чем раньше, тем лучше. Посмотрим, из чего ты сделан.
Сара тихо вздохнула, еле заметное неповиновение.
– Я ничего не имею против масла, – заверил Джейми. – Кроме его дороговизны.
– Я видел твой портрет Сары. – Выйдя из-за конторки, мистер Фэи кивнул на холст без рамы, прислоненный к стене лицом. – Впечатляет, хотя не каждый рисовальщик может писать. Давай посмотрим. Я думаю, это твоего дяди.
Он поднял картину и развернул ее.
Джейми пронзила тоска по дому. Рэттлснейк, довольно далеко от их дома, но точно он, в солнечный день, подернутый летней дымкой.
– Да, сэр. – Джейми прокашлялся: – Его.
Он наклонился к пейзажу. Всю жизнь прожив в окружении картин Уоллеса, Джейми перестал их замечать. Тут он решил, что Уоллес мог выстроить более интересную композицию, но его захватило ощущение пейзажа, сочетание резкости и нежности.
– Чудесный пейзажик. – Мистер Фэи развернул картину к свету и, держа на расстоянии вытянутой руки, всмотрелся в нее. – Чем ваш дядя занимается сейчас?
Пьет. Варится в собственной мрачности. Наскребает центы, чтобы проигрывать их в карты.
– Продолжает писать. – Ложь. – Преподает рисунок и живопись в университете Монтаны в Миссуле. – Еще одна ложь.
Мистер Фэи поставил холст.
– Большая удача иметь дядю-художника, да еще который вами занимается. Не у всех есть такое подспорье.
Джейми не знал, как все объяснить, не показавшись вздорным или неблагодарным. Он вспомнил, что нужно держаться уверенно, и сказал:
– Верно. Не у всех.
– Джейми тоже живет в Миссуле, – заметила Сара. – Сюда приехал только на лето. Остановился у родственников.
– Вот как?
Джейми, поразившись, как легко Сара соврала, заставил себя отвести от нее взгляд.
– Да, у кузенов.
Мистер Фэи не выказал особого интереса к родственным связям Джейми.
– Дело вот в чем. Я не хотел ничего говорить Саре, прежде чем сам с тобой не познакомлюсь, но у меня есть работа, которую нужно выполнить, если тебя интересует некоторый дополнительный заработок. Интересует?
Надежда такой силы, что приподняла его, как ветер.
– Да, сэр.
– Ты даже не знаешь, о чем идет речь, но тебе интересно.
Джейми уронил голову:
– Да, сэр.
– Что ж, честно. Времена трудные. Всем приходится с чего-то начинать. Я сам начинал с нуля. – Мистер Фэи