– Какое доверие… к пожилому человеку? – Глаза унего были живые, как у мальчика. – Расскажите мне… если можно… как это всеначалось?

– Мы познакомились в прошлом году, в самолете. Хотянет. – Алекс прищурился, припоминая, что впервые увидел ее сидящей наступеньках залива. – Однажды вечером… я увидел ее на ступеньках, онасмотрела на залив… – Ему не хотелось рассказывать, что Рафаэллаплакала. – Она показалась мне необыкновенной красавицей, и только. Я недумал, что встречусь с ней еще когда-нибудь.

– Но все-таки встретились? – Джон Генри был почтизаинтригован.

– Да, в самолете, как я говорил. Я заметил ее еще ваэропорту, но потом она куда-то исчезла.

Джон Генри снисходительно улыбнулся:

– Да вы романтик!

– Да. – Алекс смутился и порозовел.

– Она тоже. – Джон Генри проговорил это так, будтобыл ее отцом, и умолчал, что ему самому романтика не была чужда. – А чтобыло потом?

– Мы разговорились. Я упомянул о матери. Она читалаодну из ее книг.

– Ваша мать… пишет книги? – заинтересовался он.

– Ее зовут Шарлотта Брэндон.

– Очень… впечатляюще. Я читал ее ранние… романы. Я былбы рад знакомству с ней. – Алекс хотел было сказать, что это можноустроить, но оба отлично знали, что это никогда не случится. – А вашасестра… конгрессменша… Неплохая семейка. – Он поощрительно улыбнулся,ожидая продолжения.

– Я пригласил ее на ленч к матери… – Алекспомолчал. – Но я тогда еще не знал, кто она такая. Мама рассказала мне обэтом потом.

– Она знала?

– Она узнала Рафаэллу.

– Удивительно… Ее знали совсем немногие… Я всегданадежно ограждал ее… от прессы. – Алекс кивнул. – А сама она ничеговам о себе не рассказала?

– Нет. Когда мы встретились снова, она только сообщила,что замужем и между нами ничего не может быть. – Джон Генри удовлетвореннокивнул. – Она была непреклонна, я боюсь, что… оказал на нее давление.

– Почему? – строго спросил Джон Генри.

– Мне очень жаль. Но я ничего не мог поделать. Я… яведь романтик. Вы сами заметили. Я полюбил ее.

– Так быстро? – скептически произнес старик, ноАлекс не смутился.

– Да.

Он глубоко вздохнул. Трудно было говорить об этом с ДжономГенри. Да и зачем? И почему он требует от него отчета?

– Мы снова встретились, и я понял, что она тожевлюблена в меня. – Он не собирался, однако, докладывать, что они оказалисьв постели уже в Нью-Йорке. У них двоих тоже было право на свою тайну. Онапринадлежала не только мужу, но и Алексу. – Мы вылетели в Сан-Францискоодним самолетом, но увиделись там только мельком. Она сама подошла ко мне,чтобы сказать, что мы не должны видеться. Она не хотела предавать вас.

Джон Генри был тронут.

– Она – необыкновенная женщина. – И Алекскивнул. – А потом? Вы снова стали настаивать? – Он не обвинял, толькоспрашивал.

– Нет. Я оставил ее в покое. Она сама позвонила мнепару месяцев спустя. В тот момент мы оба были одинаково несчастны.

– Тогда все и началось? – Алекс кивнул. –Понимаю. И это тянется уже долго?

– Почти восемь месяцев.

Джон Генри медленно кивнул:

– Я всегда хотел, чтобы она кого-нибудь… нашла. Онабыла… так одинока… А я ничем не мог… ей помочь. Но потом… я перестал об этомдумать… Казалось, что она… привыкла… к такому образу жизни. – Он сновавзглянул на Алекса без тени осуждения. – Должен ли я… потребовать… чтобывы расстались? Она… несчастлива? – Алекс покачал головой. – А вы?

– Нет. – Алекс легонько вздохнул. – Я оченьлюблю ее. И очень сожалею, что вам обо всем сообщили. Мы не хотели васогорчать. Она не допускала даже мысли об этом.

– Я знаю, – сказал Джон Генри мягко.

– Я знаю… и вы… не причинили… мне боли. Ведь вы ничегоу меня не отняли. Она осталась заботливой женой, как и прежде… насколько этовозможно… сейчас… Она добра ко мне… и нежна… и любит меня. А если вы даете ейнечто большее… немного радости… доброты… любви… я не могу осуждать ее… за это.Было бы просто жестоко… с моей стороны… держать молодую красивую женщину…взаперти… Нет! – И его голос эхом отозвался в огромной комнате. –Нет… я не буду ей мешать… Она имеет право быть счастливой рядом с вами… точнотак же, как она когда-то была счастлива рядом со мной. Жизнь – это постояннаясмена декораций… меняются мечты… и мы должны меняться вместе с ними. Она недолжна замыкаться на нашем прошлом, это губительный путь. А с моей стороны…было бы аморально требовать этого… от нее. Вот это уж будет настоящийскандал, – он улыбнулся Алексу, – не чета тому, который вы можетеобеспечить сестре. Я благодарен вам… – он почти перешел на шепот, –если вы смогли… сделать ее счастливее… А я верю, что вы смогли. – Оннадолго замолчал.

– Однако что вы собираетесь делать дальше? Каковы вашипланы?

Он заботился о них, словно о собственных детях. Алекс незнал, что и сказать.

– Мы редко говорим об этом.

– Но… задумываетесь?

– Да, я думал об этом, – ответил Алекс честно, унего не хватило бы духу солгать.

– Вы обещаете позаботиться о ней? – В глазахстарика стояли слезы.

– Если она позволит.

Он покачал головой:

– Если позволят… они. Случись что-нибудь со мной, еесемья… потребует, чтобы она вернулась. – Он вздохнул, – а она такнуждается в вас… если вы будете к ней добры… то станете ей необходимы… какнекогда… был необходим я.

Глаза Алекса увлажнились.

– Можете на меня положиться. Я позабочусь о ней. Иникогда, никогда не отниму ее у вас. Ни сейчас, ни потом, ни пятьдесят летспустя. Я хочу, чтобы вы это знали. – Он подошел ближе и взял его дряхлуюруку. – Она ваша жена, и для меня это свято. Так было и так будет.

– Настанет день, и она станет вашей женой.

– Если она захочет.

– Увидите… еще как захочет. – Джон Генри крепкостиснул руку Алекса и закрыл глаза почти в изнеможении. Затем открыл их сбыстрой улыбкой: – Вы хороший человек, Алекс.

– Спасибо, сэр, – все-таки произнес он. Ипочувствовал облегчение, как будто разговаривал с отцом.

– Вы не побоялись прийти.

– Я должен был это сделать.

– А ваша сестра? – Он взглянул на Алекса, но тоттолько передернул плечами.

– Она не может повлиять на наши отношения. Что еще онаможет сделать? Вам теперь все известно. Она не посмеет сделать это достояниемобщественности, иначе провалится на выборах. – Он улыбнулся. – Такчто она совершенно бессильна против нас.