Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 15
Настя впервые за время их знакомства выглядела невесёлой, и у Егора ёкнуло: о чём-то догадалась? Он не брал на себя никаких обязательств. Её робкие намёки на долгоиграющие планы наталкивались на шуточный, но непробиваемый заслон. Но… Где-то на периферии сознания крутились чьи-то бескомпромиссные слова про ответственность за тех, кого приручил[1]. Когда спишь с девушкой, водишь в театр и кино, завязывая отношения, при которых следующий секс подразумевается, естественно — приручаешь. Даже если самому хочется просто сбросить напряжение, партнёрши очень часто воспринимают происходящее серьёзнее. Есть такая шутка: почему женщина внимательно досматривает порно до конца — она ждёт, что секс закончится свадьбой.
С Ингой получилось по высшему классу, но стоит хранить честность хотя бы перед самим собой: определяющим чувством была похоть. Низменная, сильная и незамутнённая. Конечно, к любовнице Бекетова он испытывал симпатию, смешанную с благодарностью. Но никаких сантиментов в духе ответственности за приручённого. Инга — без комплексов. При необходимости, наденет платье из комплекта «рабочая униформа» с голыми коленками, присядет рядом с мужчиной, а потом придвинется к нему, чтобы в распахнувшемся разрезе обнажились аппетитные бёдра в дорогих колготах, мало кто устоит. В 1982 году мужчины не столь избалованы видом обнажёнки и полуобнажёнки, столетием раньше и открытая щиколотка вызывала бурный прилив гормонов. Сам Егор даже не пытался устоять.
Настя — другое дело. Она наверняка получит удар, если оттолкнуть. Теперь, в её компании, у него шевельнулось… нет, не укор совести, скорее — некоторое смущение.
— Мама заболела, — призналась она, сидевшая рядом на подоконнике, помнившем пятую точку множества студенческих пар, не имевших в этот момент возможности уединиться в более подходящем месте. — А завтра у меня первый экзамен зимней сессии. Как раз по кафедре, куда собралась в аспирантуру. Калі б я была ўпэўненая...[2]. Сложный экзамен. А его обязательно надо сдать на «отлично».
Он обхватил её рукой, чувствуя, насколько тонкое и хрупкое девичье плечо.
— Метнуться в Гродно после экзамена успеешь?
— Нет. Дорога туда, дорога обратно. Даже если буду читать учебник и конспекты в поезде, много времени потеряю. Поеду на каникулы, после двадцатого, — Настя подняла голову к Егору. — Хочешь со мной? Правда, комнаты будут разные, родителей не хочу смущать.
— Тогда какой смысл? Шучу! Прости, у пятого курса нет зимних каникул. После практики начинается диплом, — точно он этого не знал, больше говорил наугад, оправдывая репутацию «американского шпиона».
— На выходные сможешь, если захочешь. Я дам тебе свой гродненский телефон, хорошо?
— Конечно, звонить буду. Приехать постараюсь, но не обещаю, — на ухо он шепнул: — Важно ещё на месячные не попасть.
— Не попадёшь. Они вот-вот начнутся. Потому я немного дёрганная, не только из-за экзаменов.
Предложения использовать момент, когда можно обходиться без контрацепции, не поступило. Егор был до сих пор на взводе от дневных переживаний. И, наверно, не отказался бы… Вот только беспокоило: на теле, похоже, остались следы ногтей Инги. За день не заживут.
— В Минске есть неоконченное дело. И не знаю, когда с ним разберусь.
— Какое? В милиции?
— Да. Помнишь, я перед Новым годом ездил в Москву? Как раз в то время, когда с Варей и другими нашими пили пиво в поезде и смеялись, два урода ограбили сберкассу напротив Политехнического института. Пытались скрыться, но их расстрелял милиционер из отдела охраны. Мне удалось доказать, что взрыв в гастрономе на Калиновского сделан с целью отвлечь внимание, милицию со всего города бросили туда — в оцепление, чтоб не допустить панику. Кстати, слухи и панику они не пресекли, а спровоцировали.
— Ничего себе… Ты раскрыл преступление?
— Какое там — раскрыл. К задержанию этой парочки не имею отношения. Старший из бандюков, кстати, уполз. Потом умер от потери крови и переохлаждения. Где-то на свободе остался сообщник, непосредственно взорвавший газовый баллон. Пока его не найду, он может взорвать что угодно, а дело нельзя считать законченным, — увидев, как округлились её глаза от доверенных тайн, добавил: — Ни девочкам в комнате, никому — ни единого слова. Ты поняла?
— Обещаю, — ответила она несколько разочарованно. Наверняка предвкушала, как похвастается перед подругами, какой у неё важный и информированный кавалер.
Обменявшись после этого ещё десятком-двумя мало что значащих фраз, они расстались. Перед сном Егор осмотрел себя и убедился — «боевых» шрамов он не получил. Ни стыдиться, ни хвастаться нечем.
х х х
Утром следующего дня Лёха ждал Егора с подарком. О нём студент узнал, как только открыл дверь в кабинет. В нос ударил отвратительный смрад бомжатника.
Посреди кабинета восседал источник амбре.
Лёха открыл форточку. Граждане, проводившие ночь в милиции в состоянии алкогольного опьянения, наутро всегда пахнут одинаково, независимо от предыдущего аромата. Не розами.
— Привет, стажёр. Гиви заказывал? От Говоркова тебе презент. Пантелеич квартиру сдаёт на Калиновского, 50. Кавказцу. Колись, Пантелеич. Нам нужны фамилия, имя, отчество твоего постояльца, место прописки. Желательно — фото.
Тот сразу заявил целый райдер: выпить воды, потом «залить горящие трубы» и чем-нибудь закусить. Егор дёрнулся было встрять, объяснить — кто в доме хозяин. Лёха показал глазами: забейся в угол и не отсвечивай, я сам.
Беседа с задержанным началась с темы его желаний.
— Не многовато ли хочешь, Пантелеич? Может, тебе ещё путёвку в Пицунду?
— Отвали, мусор, нах! За что меня вообще держат? Мне штраф выписали — я пшёл домой.
Коричневая куртка субъекта, наверное, помнила времена, когда Никита Сергеевич тряс руку Гагарину или стучал по столу в ООН. Спутанные седые волосы, довольно густые для почтенного возраста задержанного, лежали беспорядочной копной, соприкасаясь на лице с клочковатой бородой. Действительно по погоде были лишь пятнистые штаны, впечатление от них разбивалось о вьетнамки поверх дырявых носков… Среди зимы!
Он попытался встать. Егор выскочил из угла, куда его сослал Лёха, и надавил на плечи Пантелеича, заставив вновь опуститься на стул.
— Не торопись. Нам ещё долго тереть, — с этими словами опер потянулся к графину и глотнул прямо из горлышка. — Что ж ты так выглядишь скверно?
— Ну, выпил…
— Я не про жёваную харю. Одет в рваньё, не стрижен, в тапках… Разит от тебя. Фу-у! А пенсию получаешь…
— Её моя баба забирает!
— … И квартиру сына сдаёшь, пока он на зоне. Нетрудовой