Эдди покачал головой:

— Не знаю, Рэймонд.

— Ты все понял, приятель, да? Это было неприемлемо.

Эдди слабо улыбнулся и пожал плечами:

— Что я могу сказать, Рэймонд?

Мардж кончила собираться и взглянула на лежащего Джеральда. У того на губах выступила то ли пена, то ли какая-то слизь.

— Неужели никто не попытается?..

— Давай пошевеливайся! — оборвал ее Хикс.

Джоди по-прежнему стояла на коленях возле мужа и раскачивалась, давясь воздухом. Она взглянула на них удолбанными, расширенными от ужаса глазами и попыталась встать.

— Есть здесь соль? — спросила Мардж.

— Не сегодня, — ответил Эдди.

Она попыталась было броситься к двери, но Эдди легко ее поймал и оттащил назад.

Хикс, не глядя по сторонам, шел к «лендроверу». Мардж шла следом с охапкой поспешно собранных вещей. В окне конторы виднелся сидевший на своем месте футболист, и ей показалось, что он должен был слышать их шаги, — но они прошли мимо, и он даже не поднял головы от того, что он там читал. За домик они заплатили заранее.

Когда они забрались в «лендровер», дверь их бунгало распахнулась и на секунду в проеме возникла рвущаяся наружу Джоди. Но тут же Эдди втащил ее назад и захлопнул дверь.

— Долгая ночь будет у Эдди Писа, — сказал Хикс, когда они выехали на шоссе.

Лицо его было таким же бескровным, как и руки. Он вел машину, и его глаза обшаривали ночь за окном, словно со дна морского — толщу воды.

Мардж опять плакала.

— Мне не по силам выносить такое, — пожаловалась она. — Для меня это слишком.

— Ты держишься молодцом.

По приморскому шоссе они проехали Санта-Монику и Венис с его пассажами.

— Все-таки почему Джеральд?

— Потому что он марсианин. Они все — марсиане.

— А ты кто тогда?

— Я христианин и американец, который сражался за честь своей страны. И не позволю, чтобы марсиане поимели меня.

— Господи, — сказала Мардж, стараясь совладать со своим дрожащим голосом, — ты убил человека!

— Возможно.

— Он ведь просто ничтожество, которому втемяшилась дурацкая идея, — она заглянула в беспощадные глаза, стараясь увидеть в них его прежнего. — Такой же, как мы.

— Пис хотел меня поиметь. Жестко, без вазелина.

— На той неделе мы готовы были избавиться от скэга.

— Он ударил меня, — сказал Хикс.

Мардж утерла слезы и стиснула лоб.

— Он тебя ударил? — недоверчиво спросила она неожиданно тонким голосом. — Ты что, трехлетний ребенок?

— Я был пьян. Идея показалась прикольной.

Мардж попыталась поставить себя на его место, чтобы понять, как это идея вкатить Джеральду чрезмерную дозу могла показаться прикольной. К таким вещам она не привыкла.

— Значит, хрен с ним, с Джеральдом?

— Точно, — сказал Хикс. — Хрен с ним, с Джеральдом.

— Поделом ему.

— Поделом суке.

От ощущения, что ей нет дела до Джеральда, Мардж стало холодно. Она натянула свитер.

— Мне надо бы уколоться при первом удобном, — сказала она. — Теперь я точно больна.

— В Хюэ, — сказал Хикс, — бывало, что ребята погибали в день своего прибытия. Утром они еще были на Гавайях, а после полудня — уже мертвые. В Хюэ за одно утро застрелили шестерых моих однополчан.

— Все, я успокоилась. Хрен с ним, с Джеральдом.

Они выехали на скоростную автостраду, и Мардж, развернув в полутьме дорожную карту, стала указывать Хиксу дорогу. Близ Онтарио их догнала патрульная машина и несколько миль висела у них на хвосте. Иногда какие-то люди, которых было не разглядеть, преследовали их, перестраиваясь из ряда в ряд и мигая фарами.

Дважды Мардж ошибалась с поворотом, приходилось останавливаться и разворачиваться на пустой площадке перед торговым центром или в заросшем травой тупике между двумя рядами освещенных изгородей из колючей проволоки.

— Хочу наконец выбраться из этого города, — сказал Хикс.

Они взяли курс на восток, к Сан-Бернардино.

— Так для чего я это сделал? — некоторое время спустя спросил Хикс.

— Месть? — предположила она. — Долг чести?

Он молчал.

— Желание показать, что ты мужчина, а не баба? Чувство справедливости? Христианская вера? Хюэ?

— Я освободил мудилу от его хватки.

Мардж подняла повыше ворот свитера.

— Он не любил эту хватку, — сказала она. — Чувствовал себя виноватым… Тут замешана политика. Может, ты не в курсе.

Хикс неслышно засмеялся:

— Зато я в курсе… что теперь нам кранты.

— Что ж, — сказала Мардж, — ты меня знаешь. Я тебя не подведу.

— Вот и хорошо.

— Может, нам стоит разделиться?

— Нет, — ответил он, — разделяться мы не будем.

Она не взглянула на него и промолчала, когда он это сказал. Если допустить мысль о том, чтобы бросить его хотя бы на минуту, она погибнет — так ей казалось.

Пожалуйста, можно я теперь поеду домой? Как это трусливо, отвратительно, буржуазно.

Лучше остаться. Если не можешь разорвать одним махом — будь его тенью.

Где-то на шоссе номер 15, посреди пустыни, она заставила его остановиться. Совершенно измученный, он повиновался и сделал короткую остановку.

— Хочешь, я сяду за руль?

Он достал с заднего сиденья флягу, смочил ладони водой и похлопал себя по щекам.

— Ты не хочешь садиться за руль, ты хочешь уколоться. В любом случае я знаю, куда мы сейчас едем. Знаю, где можем остановиться.

Колоться было очень неудобно. Теплая вода в крышке фляги, раскрытый вещмешок на полу, пропановая горелка, обжигавшая руки. Мардж была тенью.

— Чего нам не хватает, — сказала она, вводя иглу себе в ляжку, — так это твердости.

Потом все было дивно. Солнце, взошедшее над пустыней, перекати-поле и тишина.

— Скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты, — проговорила она.

* * *

Возвращение в Беркли на автобусе было утомительным. По дороге к дому Конверс заглянул на стоянку на Телеграф-авеню присмотреть подержанную машину. Что бы с ним ни случилось, размышлял он, в конце концов, это Калифорния и в любом деле, от самоубийства до гражданского бунта, здесь не обойтись без машины. Разглядывая ценники, он вспомнил, что в наличии у него лишь остаток от двухсот долларов, полученных от Элмера. Чтобы иметь моральное право требовать от него еще, надо что-нибудь написать для «Найтбита», а для этого придется провести несколько часов за машинкой и выкурить бог знает сколько косяков. Не вариант, решил он.