– Моя лаборатория – «чистая комната» класса 100. Но мы стараемся, чтобы в ней было еще чище. Пылинка размером три миллионных дюйма в состоянии повредить зеркала в приборах стоимостью семьдесят пять тысяч долларов. Всего лишь оставив на поверхности царапину, которую невозможно рассмотреть даже под некоторыми микроскопами. И тогда пиши пропало. На подушечке пальца вполне достаточно жира для уничтожения целой группы составных элементов. Поэтому, пожалуйста, будьте предельно аккуратны.

Он повел компанию в «чистую комнату», закрыв за собой толстую дверь.

– Воздуха в костюмах вполне хватит.

– Курить в лаборатории, насколько понимаю, нельзя? – спросил Мейтсон с серьезным видом.

Смеха его шутка не вызвала ни у кого.

Помещение, через которое проходил их путь, было заставлено разнообразными приборами, соединенными обилием кабелей. Чтобы не задеть за что-нибудь воздушным шлангом, следовало соблюдать предельную осторожность.

Каждые два года на протяжении вот уже шестидесяти лет, принялся не без гордости рассказывать Харви, быстродействие компьютеров увеличивалось вдвое, а составляющие их компоненты при этом в два раза уменьшались в размерах. Харви был одним из немногих ученых, поддерживавших идею хранения данных на атомном уровне. Прочесть эту информацию мог исключительно лазер.

– Мы начали с водорода, – говорил Харви. – У него всего один электрон. Я решил принять за «ноль» атом в его основном квантовом состоянии. За «единицу» – в более высоком. Из этого я исхожу, разрабатывая бинарную систему на уровне атома. Да, об углероде-60. Удивительное соединение, Джон. Молекула в виде футбольного мяча, каждый атом в вершине усеченного икосаэдра. Чертовски прочный материал.

Они вошли в лабораторию и приблизились к устройству, напоминающему электронный микроскоп.

– Давай, – сказал Харви. Хаккетт протянул ему углерод-60. Закрепив камень в анализаторе, Харви поинтересовался: – Ожидаешь каких-то конкретных показателей?

Хаккетт глубоко вздохнул, наблюдая за надписями на экранах. «Включение системы». «Начало поиска». Ему ужасно хотелось скинуть чертов капюшон, особенно маску, так мешавшую следить за происходящим.

– Ничего конкретного, – ответил он наконец. – Хочу просто проверить.

Харви нажал на ввод, и система зашумела, оживая. Зеркала наклонились, лазерный луч принялся за работу. На экранах замелькали изображения молекулярной структуры С-60 – пятиугольники и шестиугольники.

Пирс тоже не отрывал от экранов глаз.

– В «Тимее», – сказал он, – Платон говорит, что атом огня имеет вид тетраэдра, земли – гексаэдра, воздуха – октаэдра, а воды – икосаэдра. Двенадцатигранник – по его мнению, «эфир», окружающий вселенную. Именно в этом диалоге, – добавил он, – упоминается об Атлантиде…

Вейснер достала из принтера первый лист с результатами анализа.

БИНАРНАЯ МОДЕЛЬ НЕ ОБНАРУЖЕНА

– Ничего интересного, – сказала она. – Абсолютно. Бинарного кода нет. В общем, мы квиты. Я пойду?

– Дорогая, – произнес Харви сладким голосом. – Это еще не все.

– Ладно, – ответила та недовольно.

– Проверим десятич… – начал было Харви.

– А нельзя, – перебил Хаккетт, поправляя воздушный шланг, – сразу перейти к шестеричной? – Харви поинтересовался почему. – Просто так. Чутье подсказывает. В углероде ведь шесть электронов.

Харви ввел в анализатор соответствующие команды.

ШЕСТЕРИЧНАЯ МОДЕЛЬ НЕ ОБНАРУЖЕНА

– Увы, Джон.

По настоятельной просьбе Хаккетта они продолжали исследование до тех пор, пока анализатор не выдал:

ШЕСТИДЕСЯТИРИЧНАЯ МОДЕЛЬ ОБНАРУЖЕНА

Хаккетт попросил Харви проверить еще раз. Тот так и сделал.

– Все верно, – сказал он.

– Шестидесятеричная система счисления, – пробормотал Хаккетт, прикидывая, что это значит. – Боже мой!

– Ты знал! – воскликнула Вейснер укоризненно.

– Только догадывался, – ответил Хаккетт. – Не знал.

Пирс еще раз просмотрел выданные машиной показатели, и тут его осенило.

– Шестидесятеричная. Да ведь эта древнейшая система счисления, – выпалил он. – Ее использовали в Месопотамии еще шумеры – шесть тысяч лет назад.

– И сейчас используют, – добавил Мейтсон. – Для измерения времени. Часы, минуты, секунды.

– Почему же мне раньше не пришло в голову? – воскликнул Хаккетт. – Надо позвонить Ричарду.

Харви посмотрел на машину и вскрикнул:

– Проклятие!

Остальные подошли ближе. На экранах высвечивалась тьма цифр.

– А это еще что?

– Черт его знает… Это в твоем кристалле, Джон. Записано на атомном уровне.

– Боже правый! Надо немедленно позвонить Скотту, – произнес Хаккетт на выдохе.

Линия оказалась занята.

Гостиница «Берти». Номер 101

– Кто такой Тот?

Скотт потер лицо, пытаясь проснуться.

На другом конце провода щелкнула зажигалка. Несколько мгновений спустя кто-то выдохнул дым.

– Подождите минутку, – попросил Скотт, выбираясь из-под теплого одеяла и опуская ноги на холодный ковер.

Надев белую хлопчатобумажную рубашку и пригладив волосы, он подключил телефонную видеоприставку.

Увидеть на экране сногсшибательную брюнетку с восхитительной улыбкой и отчетливо читавшимся в глазах: «Я вскружу тебе голову, не сомневаюсь», Скотт никак не ожидал. Сердце застучало быстрее, и он почувствовал себя круглым дураком. Видела ли она, что смутила его? Следовало окончательно отделаться от сна, по возможности с достоинством. Он кашлянул, сделал вдох и выдох.

Брюнетка терпеливо подождала.

– Доброе утро, доктор Скотт. Я Сара Келси.

– Доброе утро, мисс Келси.

Черт, она определенно была более женственной, чем ему показалось, когда они разговаривали по телефону впервые.

Сара улыбнулась.

– Мне бы хотелось сразу перейти на «ты».

– С удовольствием, Сара, – ответил Скотт. – О чем ты спрашивала?

Сара курила сигарету. И казалась слегка настороженной.

– Я получила твой факс – перевод той надписи. Кем был Тот? Знаю, что это древнеегипетский бог, но добавить к этому практически ничего не могу, а за книжки засесть – нет времени.

Скотт покачал головой, наконец начиная мыслить ясно.