но в поле видимости шныряют фрицы. Как же мне пройти сквозь тебя, погань фашистская? Огляделся. Мысли в голове пронеслись со скоростью звука. Придумал!

Глава 21

— Герр офицер, меня ранили! — проблеял я безобидным козликом, выставив вперед окровавленную руку. — Мне срочно нужно домой. Я живу в этом доме. Прошу вас! Пропустите!

Фриц презрительно сплюнул и пропустил меня. Никто не станет подозревать раненного в том, что он и есть снайпер. Натуральный видок терпилы сыграл мне на руку.

Приволакивая ногу, будто мне совсем невмоготу, я проковылял в подъезд. Наверху слышен грохот и лающие крики. Фашисты наводят шмон в квартирах. Мимо меня пронеслись еще двое с карабинами напревес. Я вжался в закуток лестничной площадки, пропуская их.

После выскочил из укрытия и поспешил наверх на чердак. То, что стреляли именно оттуда, я не сомневался. Вероятность, что огонь велся из конспиративной квартиры (а их в Пскове уже, скорее всего было не мало с самого начала оккупации) крайне низкая. Квартира тогда засвечена будет.

Вот и последний этаж и лаз на чердак. Под ним металлическая лестница. Лаз караулит рядовой с карабином. В черный проем один не решился лезть, ждет подкрепления.

— Хальт! — фриц взял меня на мушку.

Вот, бл*ть! Да сколько же вас?

— Я здесь живу, я ранен, — снова завыл я, прикидывая, на какую дверь ткнуть мне пальцем, чтобы выдать за свою хату.

Блажил намеренно громко, чтобы слышно было даже на чердаке. Сработало. В проеме лаза показалось девичье лицо. Сердце мое ёкнуло. Стараясь не смотреть наверх, чтобы не привлекать внимания, я увидел ее лишь краем глаза, но сразу узнал это родное мне лицо. Наташа…

Услышав, что фашист отвлекся на воющего человека, она осторожно выглянула вниз и тут же спряталась. Все-таки она еще здесь! Какого черта она не покинула позицию? Возможно, просто не успела. От момента выстрела, до того, как здесь нарисовались ближайшие фрицы, прошло буквально пол минуты. Скорее всего, они загнали ее обратно наверх.

— Вот мой дом! — подскочил я к одной из дверей на площадке и отчаянно забарабанил кулаком. — Вера! Открой! Это я! Вера!

Фриц за моей спиной немного расслабился, а за дверью послышались шаги. Черт! Лучше бы квартире никого не оказалось. Сейчас дверь распахнется, и моя постановка рухнет. Но цель достигнута — рядовой опустил карабин и не ждал подвоха.

Поехали! Я резко развернулся и ударил его кулаком в кадык, одновременно подхватывая его карабин. Тот не смог даже вскрикнуть, от удара словил спазм и голосовые связки лишь выдали сдавленный хрип.

Пришлось работать двумя руками, превозмогая боль от раны. Вторым ударом в челюсть я повалил фрица на пол. Он шваркнулся каской о стену. Карабин оказался у меня в руках. Я перехватил его поудобнее и прикладом размозжил фрицу висок, целясь под каску.

— Давай вниз, скорее! — крикнул я, задрав голову. — Наташа!

Девушка с ловкостью белки спустилась на площадку. Она видела как я разделался с немцем. В ее расширенных глазах недоумение, ярость и страх одновременно.

— Я же тебе говорил, что свой я! Уходим! — я потянул ее вниз. — Возьми меня под руку, будто в медпункт мужика своего ведешь. Да прижмись ты ко мне, дуреха! Свой я!

— Саша, — пробормотала она. — Я тебя чуть не убила… Ты ранен. Прости! Я не знала, что ты…

— Разберемся, а сейчас валить надо. Что ты делаешь в городе? — мы торопливо спускались по ступенькам.

— У меня задание… Убить тебя…

Блин… Так и знал, что Наташа не просто партизанка. Тогда при первой нашей встрече, обмолвилась, что в звании сержанта состоит. Потом все отрицала. Видно, многого я о ней еще не знаю.

Между тем, мимо нас наверх пробежало еще трое фрицев. Я изобразил умирающего лебедя, выл, что жить мне осталось недолго, а Наташа меня как «верная жена» успокаивала и волокла на себе по ступенькам.

Таким «макаром» нам удалось выбраться на улицу и нырнуть в подворотню. Сейчас обнаружат труп рядового и за нами организуется погоня. Морду мою вряд ли кто-то запомнил, не до этого всем было, но надо спешить.

В глазах вдруг потемнело, а ноги стали ватными. Я проморгался, но теперь появились звездочки. Твою мать! Как же не вовремя я начал сдавать от потери крови. Рана плевая, но беготня разогнала кровушку, и… Сейчас точно упаду. Я пошатнулся. Наташа меня подхватила:

— Что с тобой?

— Все… Дальше одна, — я привалился спиной к стене дома. — Не дойду. Выдохся дядя Саша. — Беги в тот проулок. Там дальше улица, но держись дворов. А дальше…

— Я знаю дорогу, — оборвала меня Наташа.

— Все, беги. Да отцепись ты от меня. Беги говорю! Ну…

Девушка нехотя оторвалась от меня, а я сполз по стене.

— Прости, Саша, — пробормотала она и побежала прочь.

Но не туда, куда я сказал. Взяла левее. Блин. Что же ты делаешь? Там открытое место.

Навстречу ей из-за угла неожиданно выскочил патруль. Она напоролась на него почти в упор. Солдаты скрутили ее и куда-то поволокли.

Твою мать!!!

Улица враз посерела от мундиров. На Наташу навалилось сразу четверо фрицев. Отбивалась она яростно, но какое там… Я сидел, привалившись к стене дома. И мне оставалось только кулаки сжимать от бессилия и надеяться, что ее не пристрелят прямо сейчас. Опять появился этот лысый и принялся отдавать команды. Пара фрицев двинулись в мою сторону, но кто-то меня опознал.

— Это переводчик графа, его ранило! — выкрикнул кто-то.

— Больница, мне надо в больницу… — пробормотал я, выглядывая, что там с Наташей. Ей скрутили руки за спиной и дернули вверх. Из разбитой губы сочится кровь, рубаха разодрана, рукав болтается на честном слове. Правый бок в грязи, колено наливается одной сплошной кровавой ссадиной. Чьи-то руки подхватили меня и потащили в другую сторону.

Бл*ха… Куда ее потащили? Крутить головой было нельзя. Да и что бы я там увидел, меня почти сразу утащили за угол. К тому медпункту, который был рядом с биржей труда.

Для русских. Престарелый доктор взглянул на меня поверх очков. Во взгляде — смесь осуждения и мук совести в одном флаконе. Разговаривать со мной он не пожелал. По глазам видно, для него я предатель, а он — другое дело. Он остался здесь лечить своих, а я работаю на фашистов по своей воле.

Да и хрен с тобой, не буду же я доказывать престарелому эскулапу, что я не верблюд…

Свое дело знает, и ладно.

А дело он действительно знал — обработал рану четко, перевязку наложил грамотно,