почувствовал на себе взгляд. Поднял глаза на человека за противоположным столиком. Крупный плотный мужчина в очках, при костюме с галстуком пристально разглядывал Шипова. Потом вздохнул и достал из внутреннего кармана блокнот на спирали. Николай вернулся к своим записям, он привык за годы службы, что к одежде священника в светской обстановке чаще относятся с подозрительным любопытством, чем с почтением.

Незнакомец в очках тем временем стал пробираться к выходу, довольно проворно лавируя между круглыми столиками. Он прошёл мимо Шипова и молча положил перед ним сложенный листок. Николай не успел ни о чём спросить, ему осталось только в замешательстве развернуть бумагу. Красивый округлый почерк, крепкой руке явно привычна работа с чернилами. Из листка выпала карточка. Но содержание записки поразило Шипова намного больше:

«Отец Николай, покойная супруга удручена вашей скорбью. Ваш траур затянулся, он держит её на земле, и она очень устала. Успокойте вашу душу, отпустите жену.

И Ольга просит вас отдать в студию при воскресной школе её картины, она хранила картон с акрилом в большой синей папке на антресолях, и не успела вам сказать».

Записка задрожала в пальцах Шипова, строки поплыли перед глазами. Он вздрогнул, быстро взял себя в руки, и подобрал со столика серую, отливающую металликом визитку:

«Тимофей Полянский. Детектив-медиум. Защита и помощь»…

3.

Многие подруги Василисы Матвеевны знали, что племянник её служит в Москве священником. Поэтому он не удивился, когда сидевшая у тётки за чаем соседка сложила руки лодочкой и подошла под благословение, как-то по-утиному нырнув в полупоклоне. Старухи эти тем усерднее молятся, чем живут дольше. Николай привык.

Соседка церемонно попрощалась и исчезла. Василиса Матвеевна обняла его. Невысокая, кругленькая и уютная, как колобок. Всю жизнь проработала почтальоном в Подольске, сохранила бойкий нрав и привычку к пешим прогулкам. Чугунной закалки женщина, истинная атеистка, но беззлобная и равнодушная к загробной жизни, она чаще спорила по вопросам веры не с племянником, а с подругами. Это забавляло Шипова. Тётка указала на стол:

– Чаю с дороги, Коль? Или лучше пообедаешь сначала?

– Да нет, я перед отъездом плотно поел, спасибо. Чай буду. Умоюсь только, тётя Вася.

Он прошёл в комнатку, которую неизменно занимал, когда гостил у тётушки. Крашеный коричневый пол и белёные стены. Кровать, чуть покосившаяся тумбочка, хлипкая герань на подоконнике. Вязаная белая ажурная накидка поверх подушки. Лоскутный половичок у кровати. Василиса Матвеевна взялась за рукоделие, когда оставила работу. Привычно и по-домашнему спокойно. Достал из сумки кофту с футболкой, пристроил на проволочную вешалку на гвозде. Пакет с зубной щёткой и бритвой собрался отнести в душевую, там для него тоже была своя полочка.

Но услышал встревоженные голоса, диалог на повышенных тонах. В сенях рядом с тёткой стоял высокий мужик в майке. Кажется, он жил в начале улицы.

– Да хоть бы тяпку какую? Чтоб поддеть, зацепить? Или багор? Наверняка ж у тебя чего в хозяйстве найдётся, Вась? – спрашивал у тётки сосед.

– Найдётся, да не дам! Нельзя! Ментов ждите! Они сами выловят, – ворчала Василиса Матвеевна, уперев руки в крепкие бока.

– Случилось что, тёть? – Шипов выглянул из коридорчика.

– На реке жмура нашли, к берегу прибило! Здорово, Николай, – мужик было протянул руку, потом смущённо сдёрнул с головы засаленную кепку и неуклюже поклонился. – Ой, простите, батюшка! В общем, выловить хотели.

– А я ему, дураку, говорю, что надо полицию ждать, и труп трогать нельзя! – сердилась, стоя на своём, Василиса Матвеевна. – Как мой дом крайний к реке, так всё добро вам раздай? И багор не дам, чтоб об утопленника угваздали! Пакость-то какая, тьфу ты!

– Помер человек, а ты ругаешься, – с тихой укоризной сказал сосед, и, покосившись на Николая, размашисто перекрестился.

– А не жалко вас, алкашей! Напьются и в воду лезут! Когда вы уже нахлебаетесь-то! – в сердцах плюнула тётка и захлопнула дверь перед носом у мужика.

Николай знал, что муж у неё молодым умер, угорел в бане, по пьянке, по глупости. Поэтому за суровую отповедь не стал её совестить. Но спросил:

– Тётя, а как соседа этого зовут? Что приходил сейчас.

– Егорычем. Сергей Егорович. А что?

– Пойду, посмотрю, что там на берегу. Вдруг помощь понадобится какая-нибудь, – вздохнул он и потянулся за ветровкой.

У Пахры собрались зеваки. Николай догнал соседа, и они подошли к толпе уже вдвоём. В воду лезть желающих не было, местные собрались кучкой на утоптанной траве около пляжной полоски.

– А я те говорю, что течением принесло!

– У нас тут Ниагара, что ли? Какое течение!?

– Наверняка ещё с майских в камышах запутался!

– Рыбака щука утащила!

– Ты чё, опух? Какая щука?

– Да ты знаешь, какие сейчас мутации из-за экологии?

– Да какая экология под Москвой? Греби ушами в камыши, ондатра тоскливая!

– Пить надо меньше!

– Ты на кого кефиром дышишь?

– Во! Менты!

У забора притормозил казённый ВАЗ. Из машины вышли и спустились к реке участковый и с ним ещё два опера. Шипов кивнул участковому, бывшему однокласснику, который после школы ушёл в ПТУ, а после армии нанялся на службу государеву.

– Привет! К тётке приехал? – пожал тот ему руку.

– Да, Виталь, в отпуск.

– Понял. Так что тут?

– Не знаю, сам только подошёл. Говорят, утопленник, – Николай пожал плечами.

– Ничего. Сейчас медики подтянутся. Разберёмся, – хмыкнул полицейский.

Тело виднелось в зарослях совсем недалеко от берега. Странно, что только сейчас заметили. Может быть, и правда, запутался кто, заблудился. А всплыл только вот. Участковый оглядел зевак и четырёх мальчишек, рассевшихся любопытными воробушками повыше на старой яблоне, чтоб было лучше видно.

– Так! Расходимся граждане, нечего тут! О, Егорыч! А тащи-ка сюда своего целлофану кусок. Отрежь метров пять, нам хватит.

– Виталь, да я…

– А нечего было на каждом углу орать, какой офигенный рулон тебе зять для теплицы привёз!

– Товарищ начальник… – начал ныть сосед.

– Давай-давай! Метнулся кабанчиком! – распорядился полицейский. – Шипов, за понятого останешься? Федулов, а ты трезвый? Лады, не уходи. Курить будешь?

Дождались возвращения Сергея Егоровича с чуть шуршащим куском плотного полиэтилена. Расстелили на траве у самой воды. Двое копов, закатав брюки, по колено забрели в осоку, и, легко ухватив, вытянули тело на берег. Положили поверх плёнки лицом вниз.

– Ишь, ты, свежак совсем. Не раздулся ещё.