- Шато Петрус одна тысяча восемьсот девяносто девятого.

- Скотч, э-э-э - сказал Джон, посмотрел на этикетку. – Этого года. Свежий.

- По какому поводу пьянствуем? – спросил Гарри.

- С Саймона сняты подозрения, - радостно заявил Муди, вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенную трубкой газету и передал Гарри. – Завтрашняя. Я извиняюсь, первая полоса обошлась несколько дороже. Но я решил, что фотография того стоит.

Гарри развернул газету. «НАСТОЯЩАЯ ЦЕНА ЗНАНИЙ. Взяточничество в Королевском колледже.» На большом фото красовался крайне удивленный мужичок с веером десяток в руках.

- Это что…

- Мадиган, - подтвердил Гарольд. – Я же говорю, фотография того стоит. А писака еще и связь с домом Фейрбернов неоднократно в статье упомянул.

- Пожалуй, это стоит отметить, - решил Гарри и переключился на Сансета. – А ты чего…

- На Дафне вашей всем участком оторвались.

- Вы что с ней сделали? – насторожился я.

- А мы к ней в соседнюю камеру того же писаку подсадили, что вам статью строчил. Такие дамочки вечно нам нервы треплют. Он все ее художества записал, завтра что-то наваяет.

- А платить за это кто будет? – поинтересовался Гарри.

- Ты, - улыбнулся Джон. Потом не выдержал и заржал. – Бесплатно пойдет. Но главное, что я придумал, как Арочника брать будем.

- Мы, придумали, - поправил его Муди.

- Мы, - согласился Джон.

- Заходите, рассказывайте, - сказал Гарри и указал на бутылку виски. – Начнем со свежего, а потом у меня еще литр самогона имеется.

- Я, с вашего позволения, вино буду, - быстро сообразил я. Не хотелось бы завтра похмельное зелье пить, вчера только наблюдал, как Кеттла выворачивало.

Дед бы сказал, что я могу собой гордиться. Нет, серьезно, какой молодой человек в семнадцать лет сумеет не напиться, если попадет на пьянку? Я сумел, и считаю это серьезным достижением. Особенно заметным на фоне того, как мучается Сансет. Эта троица: Гарри, Джон и Гарольд, вчера начали с крепкого дешевого виски, а потом перешли на еще более дешевый и крепкий самогон. Мне предлагали пару шотов, но я упорно предпочитал вино, цедя его по капле. В результате Гарольд никакой укатил домой под утро на такси, а Джон заночевал в одной из гостевых, чтобы на утро предстать живым примером вреда пьянства. Гарри использовал на себе очищающее заклинание, сумев его активировать лишь с третьего раза, а после того, блевал и матерился хуже Кеттла, попробовавшего мое зелье и кое-где дотягивал до леди-воспитательницы Дафны.

Мучения пьяниц, хоть и имели место быть, совсем не то, что занимало мою голову утром. Я, конечно, позволил себе несколько ремарок о возрасте, мозгах и выдержке, не сумел отказаться от удовольствия. Когда еще выпадет шанс поучить людей вдвое-трое старше? Но даже в состоянии алкогольного опьянения, троица вчера просто фонтанировала идеями. Большая часть – бред полный, но рабочий вариант как добраться до Арочника через его поддержку – деда, мужчины придумали.

Ничего сверхъестественного, обычный взлом с проникновением, на фоне отвлекающего маневра–провокации. Но чем больше я об этом думал, тем больше склонялся к мысли, что может сработать. Профессор Чапмен не показался мне терпеливым человеком. Другое дело, что роли исполнителей тоже были подобраны под стать: один алкоголик и две психически-неуравновешенные кровососки.

Позволив Джону поглотить чашечку чая, лишь на треть состоящую из жидкости, и двух третей сахара, я приступил к вопросам.

- Что из вчерашнего бреда ты помнишь?

- Я не теряю памяти, - заверил меня инспектор. – Там реально бред был? У меня осталось четкое ощущение простоты и гениальности.

- Ты мне скажи, - попросил я. – Откуда у стража закона такое большое желание его нарушать?

- Ну ладно, - согласился Джон. – Пожалуй, не так уж все гениально, но общая идея мне нравится. Пришло время решительных действий!

- Позавчера ты обратное говорил, Чапмена опасался. Он еще не пронюхал о нападении… сына на пасынка? – поинтересовался я. – Не вызывал на ковер?

- Тут такое дело… - Джон сделал самую кислую мину, что я у него видел. – Вызывал… Вчера… Мы с Гарольдом уже начали, и я его немножко… послал.

- Немножко далеко? – переспросил я.

- Очень.

- Многое объясняет, - сказал я. Объясняет и огорчает. Как будто того, что Арочник – сын судьи, не достаточно, надо было еще и отношения с ним испортить. Не то, чтобы они и так хорошими были, но в прошлый раз хотя бы удалось свести ссору к нулю. – Как много ты ему рассказал?

- Ничего связанного с делом, а вот как он меня достал – в деталях.

- Ладно, поехали к Кеттлу, возможно успеем застать его трезвым.

- Не стоит. Дай парню еще пару часов.

- Не понял.

- Похороны. Я приставил к нему пару констеблей. Позвонят после погребения.

Бедного дворецкого закопали еще до десяти. На службе в церкви присутствовало около десятка знакомых, а на поминки пришла одна повариха. Сын Карвера служил в колониальных войсках где-то в Индии, дочь вышла замуж в Америку, а другие родственники давно покоились на городском кладбище.

Баронета мы застали в отвратительном настроении, зато трезвого как стеклышко. Саймон сидел в одном из кресел гостиной, крутил в руках стакан с джином, и ненавидящим взглядом смотрел на закуски на столе. Констебли немного их подъели, отдавая дань традиции, но по большому счету еда казалась не тронутой.

Я никогда не понимал, что следует говорить в таких ситуациях, да и оратором я был откровенно паршивым. Дед мало учил меня говорить, скорее – действовать. Но сказать все же что-то надо было, и здесь меня выручил Джон.

- Соболезную, - сказал он, а я повторил, как попугай. – Ребята, погуляйте, - попросил он констеблей, дождался, пока те выйдут, взял чистый стакан и плеснул в него джин из бутылки, что стояла возле баронета. Шумно выдохнул и опустошил стакан залпом, быстро зажевав куском ветчины со стола. – Есть идея. Участвуешь?

Кеттл начал шевелиться: медленно поднял глаза и поставил стакан. А потом голосом полным злобы и самоиронии сказал.

- Пить я бросил, чем еще заняться?

- Устрой деду скандал.

- Зачем?

- Инспектор, - крикнул от двери констебль, - к вам гостья, сэр.

- Впускай. И другую тоже, как приедет.

Первой вошла Кейт. Вампирша, как обычно, была в красном, но на этот раз настолько темном, что было непонятно стоит ли упрекать ее в неуважении к мертвому. Понятно, что в действительности плевать она хотела на очередной труп, сама их столько наделала, что виселица давно плачет, но приличия соблюла. Почти. Голос женщины был холодным и безэмоциональным.