– Что ж вы раньше не переоделись, милорд? – вздыхает Ленн. – У вас вон обшлага в пыли и чернилах. Хоть в рубашке бы остались и рукава закатали, ее и не так жалко…

Дейн молча встряхивает головой: мало ему бережливого Танна, вечно пеняющего хозяину за небрежение к вещам, так еще и телохранитель туда же!

– Тебе вроде бы поручено следить за моей безопасностью, так? – находится он наконец.

– Да, милорд.

– Вот и следи. А о безопасности моей одежды позаботятся слуги.

– Не выйдет. Им тогда придется ходить за вами по пятам, милорд, и вовремя прикрывать эту самую одежду… фартуком, например. Может, вам вправду носить фартук? Так хоть спереди не уляпаетесь… Вот с рукавами сложнее, да, но я видел у писцов специальные нарукавники, вам бы тоже подошли такие…

– Ленн, ты издеваешься, – уверенно говорит Дейн, живо переодеваясь в рабочую одежду, о которой действительно вспомнил только что, и меняя внешность, – вышел довольно неприметный субъект, отдаленно похожий и на Монтака, и на Рица. Словом, еще один член небольшого отряда, вряд ли кто-то удивится.

– Ну что вы, милорд. Не имею такого права. Мне за это хозяин голову оторвет.

– Если узнает – непременно оторвет. Но ты же прекрасно понимаешь, что жаловаться я не стану? Так, может, сознаешься?

Взгляд у Ленна невинный, как у маленького ребенка, но Дейн не обманывается. Хотелось бы знать, как телохранители перемывают ему кости в свободное время и о чем именно докладывают лорду Кервену!

Казалось бы: чувства юмора у северян нет, ан поди ж ты, даже у этой каменной глыбищи, увальня Ленна, – и то прорывается. Что скрывается под масками остальных, Дейн даже представлять не решается. И, если честно, ему не очень-то хочется знать, как именно способен подшутить над кем-то лорд Кервен: хроники последней войны явственно свидетельствуют о том, что чужих шуток он не понимает, а его собственные ввергают противника в инфернальный ужас…

Не дождавшись ответа, он устремляется вверх по лестнице – Ленн следует за ним по пятам.

Уже на подходе к покоям Ксенны Дейн чувствует – что-то неладно. Какое-то напряжение повисло в воздухе, и это странно: утром он оставлял племянницу веселой и бодрой, а теперь… теперь что-то давит на плечи, за ноги словно цепляются плети ежевики, не давая ступить, и каждый шаг дается с усилием, а дышать тяжело, будто перед грозой.

Дейн удивляется только единожды – когда Ленн оступается и с коротким возгласом падает на лестнице. Спасибо, не катится кубарем, но и то…

– Щит стоит, – бормочет телохранитель, буквально на четвереньках поднявшись на несколько ступеней, иначе не выходит. – Против вас, милорд, и вам сопутствующих. И его не враг ставил.

– Я уже понял, – отвечает Дейн, услышав из-за двери нарочито громкий голос Ксенны:

– А как тебе это, дядя? Понравится ему такое? Модистка говорит, мужчины без ума от таких нарядов, но вдруг лжет? Ну скажи, скажи!

Ксенна никогда не называет его дядей. В детстве он был для нее «дядейном», а потом вдруг стал – милордом братом ее… И никогда она не разговаривает таким манерным голоском – тонким, противным… Отчаянным.

Дейн рвет на себя дверь, не думая, что делает, и сталкивается взглядом… с собой.

Там на кушетке сидит лорд Данари, в точности такой, каким он видел себя в зеркале, – в парадном мундире, словно не успел переодеться после заседания Совета, подтянутый, аккуратно причесанный…

Вот только Ксенна не может не знать: первым делом, войдя в дом, Дейн сдирает с себя мундир, выливает на голову ведро холодной воды, чтобы остыть с дороги, потом идет переодеваться, а после уже занимается всем прочим, если это не что-то сверхважное. Примерку и демонстрацию бальных нарядов к этому разряду отнести никак не получается.

– Что-то случилось? – спрашивает чужак голосом Дейна, а Ксенна…

Ксенна быстро взглядывает на знакомого Ленна, тут же переводит взгляд на Дейна и – он поклясться готов! – едва не ударяется в слезы, но мгновенно берет себя в руки и снова смотрит на Ленна…

Наряд на ней более чем откровенный – легкое платье для вечерних визитов. Дейн не понимает, зачем такое нужно юной девушке, которая из дома-то выходит только в сопровождении старшего родственника, но вникать в модные веяния ему некогда – проще махнуть рукой и позволить Ксенне заказывать все, что захочется, благо средства позволяют.

– Так это, милорд, – басит Ленн, быстро сориентировавшись в ситуации, – прибыл телохранитель для леди Ксенны. Вы велели немедленно его представить, как только явится. Но мы не знали, что входить нельзя, а никто не сказал. Слуги все куда-то подевались, безобразие, да и только!

В самом деле, где же Танн? Где прочие, включая Мелли?

– Пускай представится, – говорит лже-Дейн, и Дейн настоящий проходит в комнату, отвешивает глубокий поклон сперва ему, потом Ксенне и говорит:

– Цар Цинго, к вашим услугам, милорд… миледи…

Громадная тяжесть падает с плеч – это Ксенна опускает щит. Она теперь уверена – рядом с нею свои. Ленна она знает, а Цар Цинго… это имя Дейн дал веселому и удачливому ученому-путешественнику из бесконечных историй, которые рассказывал маленькой Ксенне очень много лет тому назад. Он уверен – никто иной этого имени никогда не слышал: те истории предназначались только для них двоих.

– Хорошо. Теперь подите за дверь, – говорит лже-Дейн.

Ксенна стоит позади него. Скверно – можно ее зацепить…

Ленн тоже это видит и немедленно приходит на выручку.

– Милорд, – говорит он, – опять вы обо всем позабыли с этой вашей работой! Миледи должна принять службу этого человека, иначе сами понимаете…

Он выразительно моргает, и лже-Дейн, помедлив, кивает. Откуда ему знать, какие ритуалы в ходу в этом доме?

– Подойди ко мне, Цар Цинго, – неверным голосом произносит Ксенна, и Дейн подходит и преклоняет колено, а девушка кладет руку ему на голову и – он слышит – всхлипывает едва слышно, ощутив, что не ошиблась, что перед ней родной человек. – Ты хочешь стать моим телохранителем, верно? Тогда ответь на вопрос: обязуешься ли ты хранить мне верность отныне и до самой своей смерти?

– Обязуюсь, миледи.

– Станешь ли ты моим мечом и щитом, если некому больше будет оборонить меня от врага?

– Стану, миледи.

– Обещаешь ли ты отдать жизнь взамен моей, если придется? – голос Ксенны дрожит, но в древней формуле ничего нельзя изменить.

– Обещаю, миледи.

– Поклянешься ли любить меня превыше всех радостей, которые встретишь на пути?

Дейн молчит. В клятву телохранителя входит и такое условие: он не имеет права завести семью, даже и сколько-нибудь долгие отношения, покуда не позволит хозяин или хозяйка. У него не может быть близких и родных, вся жизнь его – служение господину…