не больше паники, но он называл это самоанализом и кропотливо сопоставлял факты и случайности, маркируя каждую из них знаком «плюс» или «минус» и делая выводы.

Разумеется, Чжи Мон знал о заговоре против Ван Му, равно как обо всех других заговорах, без которых дворец просто не мог просуществовать ни дня. Это было так же естественно, как свежие пионы поутру во всех его залах. Кстати, у принца Ван Со в комнате их не наблюдалось – и слава Небесам! Только этого тут не хватало!

Звездочёт непроизвольно хмыкнул, вспомнив, как принц что-то плёл ему про небо, когда нахально вторгся в его владения и захватил балкон в единоличное пользование. Ему, видите ли, остро приспичило полюбоваться звёздами, «которые есть только в Корё»! Ну да, конечно! А пионы с их удушливо-приторным запахом горя и агрессивной психосоматикой Ван Со были совершенно ни при чём…

Ладно, это всё дело прошлого. Сейчас бы разобраться с настоящим. И желательно так, чтобы минимально зацепить уже предопределённое будущее.

Чжи Мон был в курсе шаткого положения наследного принца, его неизлечимой болезни и в особенности – его острого нежелания садиться на трон после отца. Ван Му не был плохим человеком: справедливый, честный и великодушный, он умел быть благодарным и ценил доверие и преданность. Он искренне любил отца и братьев. Но в нём не находилось того сурового стержня, той жёсткости и бескомпромиссности, которые требовались для правителя молодого государства, чьи опоры постоянно подтачивали водовороты смуты и мятежей.

И Ван Му это прекрасно понимал, поскольку глупцом он тоже не был. Если бы ему дали право выбора, он бы предпочёл спокойно жить со своей семьёй в родной провинции покойной матери, вдали от дворца, не пачкаясь в грязи его интриг и вечных подковёрных игрищ влиятельных кланов и придворных. Но такого выбора у него не было, поскольку его угораздило родиться первенцем.

У короля Тхэджо было много сыновей, а у Ван Гона – он один. И, сам того не желая, Ван Му стал надеждой первого правителя Корё и – в его отцовских глазах – единственным достойным претендентом на трон. Как бы ни возражал сам наследный принц, как бы ни уговаривал короля Чжи Мон (впрочем, без особого усердия), тот упёрся в желании видеть на своём месте именно старшего сына, с которым бок о бок воевал при становлении государства. Несмотря на слабый клан матери Ван Му, на его неизлечимый недуг, на его сопротивление, на все намёки окружающих о том, что наследный принц категорически не подходит на уготованную ему роль, Тхэджо слепо вёл его к престолу и не желал говорить ни о какой замене.

Стоило ли удивляться, что Ван Му постоянно пытались убрать всеми возможными способами: от отравления до официального низложения?

Особенно усердствовала в этом королева Ю.

В этот раз ей пришло в голову рассорить короля, наследного принца и Ван Со, который не раз уже доказывал свою преданность старшему брату, с момента появления во дворце служа непреодолимой помехой для устранения Ван Му. И дошёл до такой наглости, что отказался сам убить наследного принца, хотя его просила об этом она, родная мать! Значит, от Ван Со тоже следовало избавиться.

Министр Пак Ён Гу, плясавший под её дудку, из кожи вон лез, чтобы заменить наследника престола на Ван Со, а попутно убедить Ван Му, что Со хочет ему навредить. Королева Ю притворилась, что поддерживает сына и жаждет видеть его на троне. А Ван Вон заронил в душу наследного принца зерно сомнения в лояльности Ван Со, признавшись, что дал четвёртому брату бумаги, свидетельствовавшие о долгах дяди наследного принца.

Дворцовый гадюшник ожил и зашевелился.

Но это было бы ещё полбеды, и с этим бы Чжи Мон справился без особых усилий, как справлялся не раз за все долгие годы при дворе Корё и не только при этом дворе, ничем, в общем-то, не отличавшемся от любого другого.

Совершенно неожиданно в игру вступила принцесса Ён Хва, спокойно жить которой не давали неуёмные амбиции, жажда власти и… ревность к Хэ Су. Её брат, восьмой принц, собирался отказаться от борьбы за трон, жениться на Хэ Су и уехать за мирной семейной жизнью в родовое гнездо семьи Хванбо – провинцию Хванчжу. И Ван Со был явно заинтересован этой нахальной девицей. Всё это выводило принцессу из себя. Именно она, сговорившись с королевой Ю, передала в Дамивон яд. Именно она настояла на том, чтобы чай на фестивале принесла Хэ Су: стремилась одним ударом убрать и наследного принца, и ненавистную соперницу. Именно она, сымитировав на фестивале собственное отравление после ухода Ван Со, дала всем понять, что был организован заговор.

Теперь в королевской корзине шевелились и угрожали друг другу и остальным уже две властолюбивые змеи…

Ван Со беспокойно дёрнулся во сне, отвлекая звездочёта от его мыслей.

Чжи Мон склонился над ним, внимательно вглядываясь в его бледное осунувшееся лицо, резкие черты которого за время болезни ещё больше заострились, придавая четвёртому принцу хищный и суровый вид, не говоря уже об отталкивающем шраме, который ему сейчас никто не закрашивал. Неудивительно, что Ван Со нагонял такой страх на лекаря и слуг, даже оставаясь практически неподвижным в постели.

– Су… – сипло прошептал принц, и веки его дрогнули. – Су!

Он зашарил рукой по одеялу, будто что-то искал. Его дыхание сбилось, и хрипы проступили яснее.

Чжи Мон положил прохладную ладонь на лоб Ван Со, и спустя минуту тот успокоился, вновь погрузившись в сон.

Хэ Су.

Вот что было краеугольным камнем этого заговора! Вот кого не следовало вплетать в паутину интриг. Вот чьей жизнью не стоило дразнить четвёртого принца и будить в нём зверя. И ещё как не стоило!

Чжи Мон полагал, что для Ван Со достаточно будет угрозы возвращения в Шинчжу, поэтому и молчал, когда Тхэджо сообщал о своём решении сыну, поэтому не предпринял ни единой попытки вступить в разговор и переубедить короля. Это должен был сделать сам опальный принц. Он должен был наконец-то прозреть и осознанно вступить в борьбу за трон! Неважно, по какой причине. Сколько несправедливости под сенью власти показал ему Чжи Мон? Сколько всего увидел Ван Со за время жизни при дворе? Сколько всего умудрился пережить сам за такой короткий срок, постоянно подставляясь под удар? Всё это должно было подстегнуть его, из конца-то в конец!

Но нет, если что-то подобное и зародилось в душе четвёртого принца, всё перевешивали почитание отца, преданность