– Пока, Слик. Заказов не будет?

– Двух девочек привезите. Не моложе десяти лет и не старше двенадцати. И чтоб красивых, и чтоб не из Англии!

– Красивых как? Для работы или на продажу?

– На продажу. Есть покупатель.

– Опять тот горбун?

– Нет горбуна больше. Успокоился. Вот был покупатель! Говорят, со своими приятелями поссорился. Нет, другой покупатель. Насто-о-йчивый!

– Ладно, Слик. Через неделю. Жди.

Толстяк сполз с ложа и утопал, одышливо посапывая, вместе с моряками, обратно в туннель. Заскрипело вдали колесо. Долетел мягкий удар камня о камень. И хозяин пещеры вернулся.

– Так, - сказал он. - Ты кто?

– Меня зовут Пит.

– А тебя?

– Шышок.

– Ладно. Забейтесь в уголок и не шумите. Спать буду. Придёт Дэйл, всё вам расскажет. Есть хотите?

– Хотим.

– Дэйл накормит.

– Когда? - несмело спросил Пит.

– Вечером.

Слик весь день спал. Точнее, он засыпал накоротко, но вскоре начинал ворочаться, слабо стонать, - и, наконец, поднимался. Плаксиво охая, он добирался до стоящего у стены, рядом с ложем, узкого и высокого шкафа, отмыкал его ключом и, сев возле раскрывшейся дверцы, доставал что-то и ел. У Пита, смотревшего на него в эти минуты, болезненно сжимался желудок. А толстяк, звонко чавкая, запирал дверцу, прятал ключ и возвращался на ложе - для нового короткого сна.

Солнце за стенами поднималось всё выше, и зеркало обрушивало вниз, на спящего, всё более жаркий столб света - и, казалось, что свет этот вытапливает жир из бесформенного, комковатого тела - так оно покрывалось потом. Пропитывалась мокрым одежда, блестел пот на ноздреватой складчатой коже, и исходил от спящего тошнотворный остренький запашок. Мальчишки сидели в самом центре каменного пятиугольника, бывшего когда-то, без сомнения, пороховым складом, и даже сюда, к ним, преодолев изрядное расстояние, докатывался этот отвратительный аромат.

Два человечка, растерянные, голодные, молча и терпеливо сидели в центре общего для пяти пороховых хранилищ раздаточного зала, где на четыре поставленных вертикально бочонка была положена массивная, длинная, плоская, хорошо сохранившаяся, без инкрустации, дверь. В покрывавших её трещинах и лунках, оставшихся от винтов, крепивших когда-то огромную ручку, обнаружились закаменевшие хлебные крошки, и Пит и Шышок, смачивая слюной пальцы, извлекали эти крошки из трещин и, блаженно замирая, растирали их на зубах.

Недвижимо, мучительно медленно проходил день. Но вот всё-таки потускнел столб отражённого зеркалом света, и пробралась сквозь проём в потолке влажная предвечерняя свежесть. И тут где-то, невидимый, за стеной, прогудел колокол. Спящий толстяк зашевелился, заохал, сполз с ложа и утопал в туннель. Оттуда, из тёмной дыры, вскоре послышался шорох частых шагов. И, кроме Слика, в пороховой зал вошли дети. Много, десятка два или три - Пит сразу не разобрал. Торопливый взгляд его выхватил из плотной толпы выбегающих из туннеля маленьких оборванцев нескольких: невысокого роста крепыша, - взрослого, лет четырнадцати; такого же крепкого, с небольшим горбом, карлика, тащившего на спине, кроме горба, плетёную плоскую корзину; и маленькую, с милейшим личиком девочку, которая бодро топала одной тонкой ножкой, а вместо второй мягко хлопал о камень пола обмотанный на конце тряпичным коконом костылёк.

Но, пока Пит рассматривал этих, почему-то выбранных им из толпы, незнакомцев, его вниманию предложил себя ещё один. Маленький, вёрткий, огненно-рыжий мальчишка, прыгая, словно балаганный паяц на пружинках, подскочил к Питу и прокричал:

– Новенький! Новенький!

И тут же, с неописуемой простотой и нахальством, залез тонкой, но ощутительно сильной рукой к Питу в карман.

– А что у тебя тут? - требовательно вопросил он, запуская руку и во второй Питов карман.

– Чарли! - строго прикрикнул, заметив его «приветствия», взрослый крепыш.

– Я - Нойс! - гневно выкрикнул рыжий нахал, повернувшись к крепышу и топнув ногой.

– Мистер Чарли Нойс! - поправился, не убрав, однако, из голоса строгости, окликнувший его. - Сначала - дела, потом - знакомства! Или вы, мистер Нойс, по палке соскучились?

Услыхав о палке, «мистер Нойс» опасливо взглянул в сторону ковыляющего к своему ложу Слика и, с сожалением посмотрев на Пита, отошёл и присел на какой-то бочонок. Но не отпустил от себя общего внимания, нет! Едва только он сел, как старый бочонок, ожидавший, без сомнения, именно такого варианта завершения своих дней, с дробным грохотком рассыпался и разбросал полуистлевшие дощечки по гладкому камню. Многие из вошедших весело засмеялись.

– Какая радость! - послышался вдруг высокий, почти визгливый голос, и в голосе том была нескрываемая глумливость. - Они радуются! Знать, кто-то сегодня принёс золотце?

Под каменными сводами мгновенно воцарилась могильная тишина. Все замерли. Крепыш, принужденно кашлянув, вышел вперёд и отчётливо проговорил:

– Нет, милый Слик. Сегодня золотца не добыли.

– Ах вы маленькие засранцы, - почти нежно проворковал Слик и в руке его появилась длинная, тонкая бамбуковая палочка. - Ах вы, дармоеды. Я вас оберегаю, даю вам кров, спасаю от полиции, а вы уже месяц не приносите мне золотца - и веселитесь? Что ж это делается, Дэйл?

– Завтра, - торопливо сказал крепыш, ступая ещё на шаг вперёд, - я принесу золотую монету. Обещаю. Не сердись, милый Слик.

– Хорошо, - просиял толстяк и отложил палку в сторону. - Подождём-ка до завтра. - И, переведя дух, добавил: - Ну, кто начнёт?

Замершие на минуту маленькие оборванцы засуетились, стали прятать ручонки в карманы, - и Пит заметил, что они все старались не смотреть друг другу в глаза. А Дэйл и снявший и поставивший свою корзину на пол горбун поднесли к возвышению, на котором покоилось мокрое от пролитого днём пота ложе, короткую, на массивных ножках, скамью и поставили её перед Сликом.

– Я начну, - сказал Дэйл и, запустив руку глубоко в карман, выложил на скамью небольшую горстку монет.

– Та-ак, - протянул, с трудом перегнувшись в поясе, Слик. - Это что же… Тридцать три пенса?! А твоя доля - всего двадцать пять?

Дэйл кивнул.

– Хорошо! Завтра можешь принести только двадцать.

– Дэйл - молодец! - прошептал в самое ухо Питу возникший вдруг рядом рыжий Нойс. - Он знает, что если Слика с самого начала задобрить - то всем потом будет легче!

А место Дэйла возле скамьи занял, между тем, горбун, и - Пит не поверил своим глазам - к нему присоединился малыш, на вид всего лет пяти, выпрыгнувший из принесённой горбуном корзины. Малыш высыпал на лавку такую же, как у Дэйла, горстку монет, и положил ещё три глухо звякнувших кошелька.