– Прямо под лезвие бросился, – сказал Магерамов, вытирая окровавленное лицо.

– А ведь в Валгаллу попадали как раз воины, сраженные мечом в грудь, – задумчиво проговорила я.

Магерамов поморщился.

– Какая там Валгалла! В аду ему самое место! Пусть скажет спасибо, что умер, как мужчина!

Магерамов развернулся к Берцману и Ильясову.

– Нет больше желающих сойтись со мной на дуэли?

Эрик Иосифович и Мамед Расулович отрицательно замотали головами.

Мехман Абдулаевич усмехнулся:

– От вас я другого и не ожидал! Обидно только, что из-за таких, как вы, недостойных называться мужчинами, хороший человек погиб. А жизнь другого хорошего человека под сомнением.

– Что будем делать? – спросила я Мехмана Абдулаевича.

– Пленка у нас уже есть, в полиции из них выбьют подробное признание в письменном варианте. Я об этом позабочусь. Связи у меня большие. Звоните в полицию, Евгения Максимовна!

Я набрала ноль два. Несмотря на то, что органы охраны правопорядка назывались в Азербайджане полицией, телефон их службы здесь ничем не отличался от номера милиции в России. Однако кто-то позвонил в полицию раньше меня. В тот момент, когда я отключила телефон, в кабинет ворвался отряд в камуфляжной форме и с автоматами.

– Всем лечь! Руки за голову!

Полицейские отвели меня и Магерамова в участок вместе с Берцманом и Ильясовым. Там нам задали кучу вопросов. Мы с Мехманом Абдулаевичем старались быть правдивыми. Исключение составил последний эпизод – дуэль между Магерамовым и Чумаковым. Я оказалась права: Берцман и Ильясов пытались выставить нас убийцами Чумакова. Полицейские хотели было начать разбираться и с нами, но Мехман Абдулаевич назвал имя важного полицейского чина, должность которого по понятным причинам я назвать не могу. Полицейские позволили Магерамову позвонить этому человеку. Мехман Абдулаевич после недолгих переговоров передал трубку полицейскому, командовавшему спецгруппой особого назначения, явившейся на вызов в офис «Экспресс-Лайфа», и вопрос с нами был решен.

Берцману и Ильясову и раньше никто не собирался верить. В конце концов эту парочку отправили в участок. Пленку с их признанием полицейские захватили с собой. Труп увезли в морг на экспертизу.

Я позвонила в больницу, где лежал Степанов, следующим утром. Там мне сообщили, что Дмитрий Анатольевич очнулся, и уже к обеду его можно будет навестить.

Оказалось, Степанову продолжали делать регулярные переливания крови, однако худшее осталось позади. Выглядел Дмитрий Анатольевич печальным и уставшим. После моего рассказа он мог только слабо покачать головой.

– Вот паскуды! – с трудом выговорил он. – Действительно, змеиное гнездо!

* * *

Связи Степанова и Магерамова помогли избежать осложнений с полицией. Выписавшись из больницы, Степанов предложил устроить неделю отдыха. Мы втроем гуляли по Баку, купались в море, осматривали достопримечательности города. Лицо Магерамова теперь рассекал косой шрам, но шрамы, говорят, только украшают мужчину. Мне довелось побывать во дворце ширваншахов и на Девичьей башне. Мы посетили дом в Мардакянах, недалеко от Баку, где жил и творил некоторое время Сергей Есенин. На бакинских рынках мне удалось найти множество сувениров для тетушки из числа тех, которые можно приобрести исключительно на Кавказе.

А тем временем продолжалось судебное разбирательство по делу Берцмана и Ильясова. Мне, Степанову и Магерамову приходилось посещать здание суда. Однако в следственном изоляторе Мамед Расулович и Эрик Иосифович прожили недолго. Однажды мы явились в суд за дачей свидетельских показаний, и нам сообщили, что Ильясов с Берцманом убиты.

– Горло им перерезали, – объяснял прокурор. – Половые органы откромсали и в рот запихали. Вроде демократическая страна, а до сих пор практикуются вот такие средневековые штучки.

Я прекрасно понимала, с чьего легкого благословения были совершены эти зверства. Берцман и Чумаков, конечно, были негодяями, но это не значит, что можно таким образом глумиться над трупами. «Проявите гуманизм!» – как говорил Эрик Иосифович…

Отдохнув, мы втроем – я, Магерамов и Степанов – вернулись в Тарасов. Дмитрий Анатольевич хорошо заплатил мне за работу, не переставая при этом благодарить и на словах.

А через некоторое время я пригласила Дмитрия Анатольевича и Мехмана Абдулаевича к себе домой, на званый обед. Тетушка Мила, все еще находившаяся в восторге от преподнесенных мною сувениров, потрудилась на славу. На столе не было черной икры или салата с омарами, как это заведено у «новых русских», да и у «новых азербайджанцев», я думаю, тоже. Но тем не менее, на мой взгляд, все было на достаточно высоком уровне. Чего стоила одна только тетушкина селедка под шубой или ее коронное блюдо – яблочный пирог! Весь вечер мы наперебой рассказывали тетушке о своих приключениях. В разговоре Дмитрий Анатольевич обронил, что они с Мехманом Абдулаевичем записались на курсы английского языка.

– А это зачем? – поинтересовалась я.

– Хотим компании свои продать, – ответил Степанов, рот которого на тот момент был набит пирогом, – за границу уехать. В Штаты. У меня туда друг эмигрировал. Там совместный бизнес откроем. Мы теперь друг другу доверяем, как никогда ранее. А то не могу я без Елены по тарасовским или бакинским улицам ходить. Зайдешь в какой-нибудь скверик – и вспоминаешь, как с Еленой здесь когда-то мороженое ел. Свернешь на проспект – и думаешь, как по этому проспекту с ней под руку гулял… Нет, за границу надо ехать!

– Ну что ж, желаю удачи!.. – сказала я единственное, что пришло мне на ум.

Как я узнала позже, Степанов с Магерамовым действительно продали свои корпорации и эмигрировали в Соединенные Штаты Америки. Мне хочется верить, что им удастся обрести там свое счастье.

Что касается меня и тетушки Милы, мы зажили своей обычной жизнью. Благо деньги у меня появились, и немалые.