— С чего ты взяла?

— Не знаю. Просто. Решила, отчего-то, что дом строился с расчетом на детей.

— Другу дом достался по наследству от тетки, а та, насколько знаю, была одинока.

— Это печально. Определенно, в этом доме должен звучать детский смех. Что ты так на меня смотришь? Думаешь, вот перекалилась девочка и начала нести всякий вздор?

— Просто ты сейчас выглядишь очень ранимой.

— И сентиментальной дурочкой, наверное. Но так и есть. Семья для меня всегда была на первом месте. Но сложилось именно так, что ее-то у меня и не было. Так вышло. Не повезло, наверное. Или чем-то провинилась, вот мне ее и не дали. Мама развелась, когда мне было семь лет. Потом создала новую ячейку общества. Только я туда не вписалась. — Успела все это сказать и тут же пожалела о своем откровении.

— Что такого ты увидела сейчас в моем лице? Думаешь, считаю твои слова чушью? Наоборот. Ты мне такой нравишься. И можешь не верить, но сам тоже хотел бы иметь большую и крепкую семью. Мне в детстве казалось, что она у меня есть. До тех самых пор, когда в мою жизнь ни ворвался Селиверстов. Это человек-вихрь. Смел устоявшиеся понятия и перевернул все с ног на голову. И до сих пор моя жизнь из-за него представляет собой чередования этапов от одного цунами к другому. Зачем только я, дурак, тебя с ним познакомил?! Возможно, что все произошедшее с тобой было именно из-за него тоже.

— Кстати! Ты ему звонил еще?

— Неоднократно. Как в воду канул.

— Не говори так! Надеюсь, он жив и здоров.

— В этом уверен, иначе, мне бы уже сообщили.

Дальше было наше с ним прощание. Как ни странно, мне было тяжело в тот вечер отпускать от себя Дмитрия. И когда он ко мне приблизился, наверное, чтобы просто ободряюще подержать за плечи или, может быть, вскользь коснуться губами моего виска или лба, я вдруг приникла к нему тесно-тесно и обхватила за талию. Он замер. Немного даже напрягся. Но мне было все равно, чем была вызвана подобная его реакция на мой порыв. Стояла, прижималась щекой к его груди и мысленно молилась, чтобы с ним больше ничего плохого не случилось. И через некоторое время почувствовала, как он обнял меня за плечи. Потом стал гладить мою спину, а лицом зарылся в волосы у меня на макушке.

— Детка! Мне надо идти. С удовольствием остался бы, но сегодня точно этого делать нельзя. А завтра постараюсь заехать. Когда точно, пока не знаю. Скорее всего, что к вечеру. Обещаешь мне не волноваться? И не пытаться выйти из этого дома? И никуда, и никому не звонить? Кстати! — мягко, но настойчиво оторвал меня от своей груди. — Где твой телефон? Ты не могла бы отдать его мне?

— Зачем? — проговорила просто так, как все равно по инерции, сама же уже тянулась к сумочке на кровати, чтобы достать из нее мобильный. — На держи.

— Думаю, так будет лучше. Телефон есть у Романа, если что. А у тебя теперь даже искушения не будет нарушить свое инкогнито. Ты здесь, но тебя как бы ни для кого больше нет. Вот я и буду тогда спокоен за твою безопасность.

— А как быть с твоей защитой? — с волнением заглянула в его глаза. — Обещаешь мне, что с тобой ничего не случится?

— Обещаю. Даже и не думай об этом, и не волнуйся. Не случилось и не случится ничего такого, с чем бы я не мог справиться. Это чистая правда.

— Надеюсь. И да, давай уже простимся, а то у меня сейчас сердце может разорваться. Иди. Ну же. До завтра, Дима.

И началось очень странное время. Но сказать это могла только про себя. Что творилось в душе у Ткачева в те несколько последних недель лета, было неведомо. Это я ждала его изо дня в день. Томилась опасениями за него, места себе не находила из-за переживаний, как он там. И еще меня стали волновать вопросы. Приедет ли сегодня? А если да, то какое у него будет настроение? Дальше больше. Во что будет одет, в строгий костюм или демократичные джинсы? Как называется его парфюм, не забыла ли я его запах? Вот до чего дошло. Конечно, такое мое состояние можно было объяснить очень уединенным образом жизни. Ведь была закрыта, практически в четырех стенах.

Да, в моем распоряжении был коттедж, а еще небольшой сад и цветник. И то, и другое были прекрасны: декоративные деревья и кустарник ухожены, растения высажены так, что представляли сад непрерывного цветения. А еще глаз радовали резная беседка, прудик с золотыми рыбками, шезлонги и качели. Отдыхай, пожалуйста. Но вся эта красота была обнесена двухметровым забором со штырями по верху, и время проводить приходилось исключительно в одиночестве.

Но, да, был рядом охранник. Живая душа, конечно. Только, Роман отличался нелюдимостью, показывался перед глазами и моментально возвращался в свой домишко при воротах. Он никогда лишнего слова себе не позволял, поэтому слышать от него могла исключительно «доброе утро», «все нормально», «ситуация под контролем», ну, и несколько вопросов рабочего порядка. А вот слова «спокойной ночи» чаще всего слышала от другого. Им был, конечно же, Дмитрий. Это он являлся под вечер, с ним можно было наговориться вволю, радовал меня рассказами о своем времяпровождении за день и некоторыми городскими новостями. А еще привозил небольшие подарки, выполнял мои мелкие просьбы. Такие, как, например, находил для меня некоторые книги для чтения и музыкальные диски. И как было не ждать его визитов?

Когда Ткачев приехал ко мне в первый раз после того самого расставания, все мои мысли были направлены на то, чтобы расспросить о «нашей с ним тайне». Помню, ухватила его руку уже около ворот и потащила в нетерпении за собой в дом. Сад, по моим понятиям, для этого не подходил, нас там могли подслушать. Кто? Этим вопросом не заморачивалась, потому что казалось, что против был целый мир. И вот, мы уединились с ним внутри коттеджа, а именно, в гостиной и сели на диван, но, повернувшись друг к другу лицом.

— Рассказывай! — глаза мои горели нетерпением, но еще и страхом, конечно.