Всегда знал, что сильным мозгом он не отличается, впрочем, у них вся семья такая, все работают трубогибами да канализаторами, и Беловоблов тоже будет канализатором.

– Пистолеты не подойдут, – отклонила предложение Костромина. – Причины вполне понятны. И давайте без откровенной экзотики, дело серьезное. Есть какие-нибудь еще идеи?

– На бензопилах, – предложил я.

Костромина к.б. расхохоталась, но я предложил снова:

– На бензопилах. А что? Это классически.

– С чего это бензопила – классический дуэльный предмет? – не поняла Кострома. – Обоснуй.

Я обосновал.

– Завсегда так происходило, – сказал я. – Я это в книжке какой-то читал, из старых. Раньше, в человеческие времена, это был весьма распространенный способ выяснения отношений. Бензопилы компактны, удобны, разрушительны, ими всегда дрались. Сначала топорами всякими, затем саблями, потом шпагами, ну и бензопилами, наконец. Даже фильмы снимали про бензопильные битвы. С разных сторон сходилось человек по двести – и давай бензопилами махаться.

Беловоблов пожал плечами.

– Я могу парочку найти, – сказал он. – У нас много разных железок, наверное, бензопилы тоже есть.

– Вот и отлично. – Костромина улыбнулась. – Так и решим. Послушай, Беловоблов, а у тебя еще есть такие печальные рассказы? Или только пилы?

– Да, есть и рассказы. Мы раньше в Новороссийске жили, там все время что-то происходило. Я их много знаю, этих историй…

– Здорово. Встречаемся завтра в пять, – сказала Кострома. – В пять, Беловоблов. Все дуэли происходят ранним утром, это тоже традиция. Про пилы не забудь. Дуэль сначала, а потом истории снова послушаем. Ладно?

– Ладно.

– Какие славные ты истории рассказываешь, – передразнил я.

Кострома поглядела на меня с интересом.

– Какие славные ты истории рассказываешь, – повторил я.

– Да брось, – махнула рукой Костромина. – Ты что, решил, что я…

Костромина уставилась на меня, а потом к.б. расхохоталась.

– Что?

– То. Дурак ты, Поленов, дурак. Его заинтересовать надо было, выслушать. А ты его по уху сразу. Так дуэли не делаются.

– И что?

– Ничего. Ты, Поленов, конечно, мой друг, но… Но нет в тебе перспектив. Я это с каждым разом все больше и больше вижу.

Сказала Кострома к.б. с разочарованием.

– Не бойся, не брошу, – тут же успокоила она меня. – Не брошу. Бросать – это не по-человечески. А нам надо стараться жить по-человечески. Но нам надо очень постараться, ты понимаешь?

– Еще как.

– Вот и постарайся. Когда Света приедет, поздно стараться будет. Я на тебя надеюсь.

– Я тоже, – сказал я.

Со стороны ангара показался Беловоблов. На плечах он тащил две какие-то громоздкие оранжевые конструкции. Мы с Костроминой переглянулись с непониманием.

– Что это? – поинтересовалась она.

– Бензопилы, – ответил Беловоблов и сгрузил аппараты на асфальт.– «Дружба» называются.

Я представлял бензопилу несколько иначе. Компактный инструмент с отточенным, как бритва, лезвием, которым при желании можно даже жонглировать. Изящный инструмент. Практически шпага. Мне дедушка рассказывал, что в детстве он ходил в цирк, там один вамп жонглировал как раз бензопилами, целыми тремя, а одну не поймал. И она ему прямо на голову и упала. На две половинки распилила. Не думаю, чтобы тремя такими вот «Дружбами» можно было бы жонглировать.

– «Дружба», – перечитала Костромина название. – На самом деле бензопилы. Какие-то очень уж старые.

– Зато надежные, – заверил Беловоблов. – Грубые, но безотказные.

– Пожалуй…

Костромина взяла пилу, повертела.

– Будем биться на них, – сказал Беловоблов. – Как?

Я согласно пожал плечами. Можно биться и ими, почему нет?

– Вот и отлично. Тогда поехали. Надо спешить. Едем в аэропорт.

– Почему в аэропорт? – спросил Беловоблов. – Это же далеко.

– Зато нам никто не помешает.

Мы отправились в аэропорт. Дождались трамвая, с лязгом в него погрузились, всю заднюю площадку оккупировали. Поехали. Трамвай трясло, подбрасывало и мотало из стороны в сторону, рельсы были старые и неровные, два раза мы соскакивали с рельс, и вагоновожатый, ругаясь, выходил наружу и возвращал трамвай обратно. Над головой верещало электричество, иногда в салон просыпались синие искры, немногочисленные пассажиры тушили их в воздухе пальцами.

Город закончился, затем прекратился дождь – мы выехали за границы действия погодных установок. Стало медленно светлеть, пассажиры потянулись за масками, а Костромина раздала нам противогазы. Нам с Беловобловым старые резиновые, так что мы сразу сделались похожи на слонов-карликов, а себе новенький карбоновый, не с жуткими кругляками глаз, а с прозрачной маской. Я хотел сказать, что противогаз ей идет, но подумал, что это будет бестактно.

– Аэропорт, – объявил вожатый.

– Наша, – сказала Костромина.

Мы выгрузились.

Это действительно когда-то было аэропортом. Старые, похожие на мертвых гусей самолеты, закопавшиеся носом в землю, ангары, покосившиеся вышки, чудом сохранившиеся полосатые чулки на антеннах, чулки шевелились на ветру, оживляли пейзаж.

– Как раз, – сказала Костромина. – Все выглядит как полагается.

– А как полагается? – неприветливо спросил Беловоблов.

– Как надо, так и полагается… Драться будете…

Костромина оглядела аэродром.

– Вон там, – она указала на круглый топливный танк, блестящий, похожий на вкопанную в землю банку из-под газировки. – На крыше.

– Почему там? – спросил Беловоблов.

– Это брутальнее, – загадочно ответила Костромина.

Мы с Беловобловым непонимающе переглянулись.

– Опаснее то есть, – пояснила она. – На земле вы будете три часа махаться, а там… Там даже самая незначительная рана может оказаться смертельной. Это все равно что стреляться с десяти шагов. Что непонятного?

Беловоблов согласно кивнул, и мы направились к танку. Мне было все равно, где драться, но я отметил, что Костромина осуществила правильный выбор – на крыше бака на самом деле красивее. Каждый предпочитает возвышенную смерть.

– Можете не переживать, – говорила по пути Костромина, – я все зафиксирую. Дядя прислал видеокамеру, так что ваша схватка останется в веках. И Света непременно ее увидит. Увидит, что вы не щадили живота своего, пролили кровь, ну, и все такое.

– Мы что, до смерти биться станем? – спросил Беловоблов.