Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У нее есть план, – повторил я. – От этого плана все образуется.
– Точно?
– Ага. Уверен.
– Ладно.
– Значит, пойдем?
– Пойдем.
И мы отправились к Костроминой.
Беловоблов сказал, что он знает короткий путь, мы погрузились в переулки, некоторые были так узки, что походили не на улицы, а на ручьи, а кое-где на стенах сидели мокрицы размером с небольшую кошку.
Сначала мы шагали молча, то есть не совсем молча – Беловоблов вызывающе напевал старинную песенку о пользе употребления в пищу свежих овощей, а потом вообще разговорился и поведал рассказ из семейной жизни. Про то, как однажды его прадедушка и дедушка отправились на рыбалку. Я его не просил ничего мне рассказывать, но он все равно рассказывал и рассказывал, всегда знал, что он ненормальный.
Это была морская рыбалка, они вышли в море на лодке и стали ловить каких-то рыб. Клевало хорошо, и старинные Беловобловы забили рыбой уже почти половину лодки, но вдруг клев прекратился. И волнение на море, оно тоже прошло, замолчали чайки, и даже солнце вроде как остановилось и висело в небе, как прибитое. Тишина продолжалась довольно долго, а потом у Беловоблова-дедушки клюнуло. Не сильно, даже наоборот, так, еле-еле. Беловоблов подсек, но рыба неожиданно потянула, причем не только леску, но и всю лодку. Их таскало по морю весь день и всю ночь, после чего рыба ослабла и дала вытащить себя на поверхность.
Это была маленькая синяя рыбка, размером с мизинец, может, чуть больше. Беловобловы удивились, затем посадили рыбку в стакан и отвезли домой, а там уж пересадили в банку.
Рыбка жила в банке достаточно долго, все это время у всех в доме было самое хорошее настроение. Не к.б., а на самом деле хорошее, Беловоблов-дедушка даже смеялся почти каждый день, а его сестра…
Беловоблов-правнук поскользнулся на мокрице, схватился за стену дома, выдернул из кладки кирпич, раздавил его пальцами.
Одним словом, рыбка явно приносила удачу. К тому же это была не просто удача, а нечто большее. Потому что пока рыбка сидела в аквариуме, они отражались. Сначала в воде и немного, потом в оконных стеклах в темное время суток, а затем и в зеркалах. Правда, всего на мгновенье, на секунду, на полторы, но зато отражались. Кроме того, рыбка смотрела из банки умным взглядом и могла менять погоду, в сумрачные дни разжигала неяркое солнце, в жаркие дни напускала на небо мелкие приятные тучки.
Все было так славно, но закончилось быстро. В один прекрасный день рыбка… Дальше шла грустная часть истории, которую я не очень внимательно слушал. Когда Беловоблов закончил, я спросил, с чего это он вдруг пустился в эти длительные рассказы, на что Беловоблов ответил, что это традиция его семьи. Что когда-то у них в роду имелся известный писатель, придумавший много разных историй, и есть традиция – рассказывать его истории наизусть, каждый в семье должен знать парочку.
Беловоблов стал рассказывать вторую историю, но тут мы добрались до дома Костроминой.
У Костроминой он повторил все то же самое, прямо с порога, можно подумать, мы пришли сюда слушать его байки.
А Костроме понравилось.
– Это же грандиозно, – к.б. восхитилась она. – Это самый романтический рассказ, который я слышала в жизни. Традиции. Предки-писатели, что может быть лучше? Ты потом еще расскажешь?
Она поглядела на Беловоблова с интересом, и мне это совсем не понравилось. У меня вот не было в запасе таких историй, вот уж не ожидал, что Беловоблов окажется таким чемпионом. Лирик-барабанщик. У меня даже неприятная идея проскочила: а вдруг Кострома решила поставить на него? На этого барабанщика? А что, такой шанс есть. Барабанит он громко, огоньки в небо запускает. А тут еще предок-писатель… Вот уж не думал, что меня этот беспозвоночный может обогнать.
– Я тебя опять вызываю, – сказал я.
– Что? – не понял Беловоблов.
– На дуэль, – повторил я. – Послушай, ты, сказитель, я тебя на дуэль вызываю.
Сказал я как можно грознее и героичнее.
– Да ты меня вызывал уже. – Этот Беловоблов поглядел сквозь меня, на Кострому поглядел
– Еще раз вызываю.
– Да отстань ты… – оттолкнул меня Беловоблов. – Так вот, я хочу рассказать одну самую интересную историю, самую…
Кажется, надо в лицо перчатку кидать, но перчаток я сроду не носил, я просто стукнул его по уху. Со всей силы. Ухо сплющилось по черепу, голова же у него даже не покачнулась, крепкая.
– Ну, ладно, – Беловоблов облизал зубы. – Ты меня просто вынуждаешь…
– Стоп. – Костромина встряла между нами. – Все надо делать правильно. А то какой смысл? А вообще… Вообще я очень рада. Ребята. – Костромина подпрыгнула и ободряюще похлопала нас по плечам. – Ребята, у нас все серьезно ведь происходит, по-настоящему. Вы разозлились, как я погляжу.
– Я не разозлился, – буркнул Беловоблов. – Просто он меня ударил исподтишка, это нечестно…
– Все просто замечательно, – воскликнула Кострома. – Я так рада, что ты согласился. Молодец. Герой.
Кострома полыхнула на беспозвоночного повышенным энтузиазмом. Беловоблов поглядел на нее с некоторым подозрением. И даже с к.б. опасением. Видимо, давно не переживал таких эмоциональных бурь.
– Не пугайся, – успокоил его я. – Все в порядке. Она всегда такая в последнее время. Душу качает.
– Что? – не понял Беловоблов.
– Душу упражняет. Что такое душа, знаешь?
Беловоблов закрыл глаза и вспомнил:
– Душа есть нематериальная субстанция, представляющая собой комплекс психофизических реакций на раздражители окружающей социальной среды…
Я громко щелкнул пальцами. Беловоблов замолчал.
– Философский словарь, – прокомментировала Костромина сие выступление. – Верно ведь?
– Современный словарь атеизма, – поправил Беловоблов. – Прадедушкин еще.
– Это у тебя фамилия такая должна быть – Прадедушкин, – сказал я Беловоблову. – Тебе очень пойдет. Прадедушкин-Дюрсо. Как тебя там по имени? Круизер Матвеевич?
Беловоблов опять не засмеялся.
– Молодец, – сказала Костромина уже в мою сторону. – Набираешься опыта. Общаешься со мной – и тоже укрепляешь душу. Со стороны юмора. Так постепенно и обрящешь.
– Вот видишь, – сказал я «Прадедушкину». – Душу тоже можно натренировать. Главное стараться.
– Как это? – продолжал не понимать Беловоблов, ухо поглаживал.
Кинулся бы, что ли, на меня, я его по уху, а он почесывается. Тот еще слизень. Надо было ему ухо зажигалкой.
– Так, – сказал я. – Душу можно развить. Берешь душу – и упражняешь, упражняешь… Катаболический эффект.
– Мы здесь не по поводу души Беловоблова, – сказала Костромина к.б. строго. – Мы здесь совершенно по другому поводу.