— Продвигается ли дело с этим… как его… Йерскаем? Удалось ли выяснить, кто стоит за ним? Или хотя бы его настоящее имя? — после долгой паузы в разговоре вдруг спросил князь.

Веренир покачал головой, отпил маленький глоток из своего кубка и только потом заговорил:

— Нет, господарь. Из того, что мне удалось узнать, только намеки на то, кто это может быть. Я думаю, это кто-то из самых верхних жрецов. Доказательств пока нет, но я установил слежку. Из наших кроме Эйлы никого больше обнаружить не удалось.

Тройтан нахмурился.

— А этот… Неужели ничего не сказал?

— К сожалению, мои возможности не безграничны, господарь. Трахея была слишком сильно повреждена. Он физически не мог ничего сказать.

Князь задумчиво поскреб лоб.

— И все же не пойму, зачем Исха это сделала?

— Это была необходимая самозащита, он убил бы ее.

При докладе князю сразу после случившегося, он упустил некоторые детали. Например, что сам стал свидетелем убийства. И то, что ведьма не остановилась после его окрика. Почему-то Веренир не хотел, чтобы об этом было кому-то известно.

— А что служанка? Казнь состоялась?

— Пока в темнице. Я жду твоего последнего слова о ней.

Князь тяжело вздохнул.

— В честь рождения княжны я мог бы помиловать ее. Но преступление слишком велико. Это измена родине, ты же понимаешь? Она шпионила для наших врагов. Это было бы не так опасно, если бы не мирный договор с Коревией, который, как ты знаешь, истекает в конце зимы. До меня дошли слухи, что они хотят изменить условия соглашения в свою пользу. Знают же, что я сейчас пойду на все, чтобы сохранить мир между нами, иначе у Империи не будет преград, чтобы напасть на княжество. Так как мне поступить со служанкой, Веренир?

— Не понимаю, как я ничего не заметил? Обычно я чувствую, когда люди говорят неправду.

Тройтан коротко хохотнул.

— А ты разве задавал ей какие-то вопросы?

Веренир ничуть не смутился такому замечанию. Он не делал большой тайны из своей связи с Эйлой.

— Ты прав, не задавал. Сам прекрасно знаешь, какое наказание предусмотрено за измену государству. Не вижу поводов делать для этой женщины исключение. Она знала, на что идет.

Великий князь снова вздохнул. Он не любил казнить женщин. Это было как-то неправильно. Но десница был прав: наказание едино для всех.

— Завтра у нас большой праздник, не хочу омрачать его казнью. Но через три дня она будет сожжена на главной площади. Пусть все подготовят.

Десница только кивнул и погрузился в свои невеселые мысли. Завтра снова будет очень сложный день. Увеличить количество патрулей в городе на случай беспорядков, усилить охрану в замке, чтобы не было повторения истории с лекарем. Придется встать еще перед рассветом.

— Я хочу пожаловать ей поместье и надел земли, — неожиданно сказал Тройтан.

— Кому? — не понял Веренир.

— Исхе. Она сильно сдружилась с Медикой и здорово помогла ей на последних сроках. Тем более, девочка настрадалась. Пусть поживет тихо и спокойно, может быть, замуж выйдет. Медика говорит, ей не очень-то здесь нравится. Да я ее понимаю, сам хотел бы куда-нибудь скрыться от всего этого, если бы мог.

— Она очень сильный интуитивный маг, господарь.

— И что бы это могло значить?

— Чтобы использовать магию, я всегда произношу заклинания, которые заранее учу. Она же может направлять силу только своей волей. Это поразительно. Я еще не разобрался, как это работает. Но она сильна. Сама не понимает, насколько. Исха нужна княжеству.

Тройтан подозрительно долго на него смотрел.

— Княжеству или тебе, Веренир?

Десница ничего не ответил, внимательно рассматривая содержимое своего кубка.

— Я хочу, чтобы ты хорошо подумал, прежде чем дать ответ, потому что у меня к тебе есть предложение.

***

Толпа взревела, когда глашатай прокричал на всю площадь о преступлении, в котором обвиняется Эйла, и объявил способ казни. Тысячи голосов смешались настолько, что невозможно было понять те эмоции, которые были вложены в это. То ли крик ликования, то ли нетерпения, а, может быть, некоторые с досадой вздохнули? Возможно, кто-то даже посочувствовал совсем еще молодой женщине с густыми темными волосами, которые сейчас свободно падали ниже пояса. Она сильно похудела, но была красива даже сейчас: с опухшими от слез глазами и красным носом. Эйла стояла босая, облаченная лишь в одну льняную белую рубаху, доходящую ей до самых щиколоток, ежась на колючем зимнем ветру. Слезы продолжали без остановки тихо стекать по ее мертвенно бледным щекам, капая на все еще полную грудь.

Преступление, в котором она была признана виновной, без сомнения, не могло обойтись без наказания. Однако князь в честь рождения дочери, все же смягчился: медленное сгорание заживо заменил на быстрое отрубание головы. Оптимизма приговоренной это не прибавило. Тем более, после казни тело ее все равно должны были сжечь прилюдно, для чего уже приготовили столб с разложенными вокруг охапками хвороста. Впрочем, в каком-то смысле ей даже оказывали честь: все увидят, как она отправляется к Ясногорящему, у которого, как известно, свой суд. Ведь только та душа, чье тело было предано огню после смерти, может уповать на встречу с ним.

Палач взял женщину за связанные сзади запястья и подвел к толстой деревянной колоде, потянул ее руки вниз, заставляя опуститься на колени. Та безвольно повиновалась. Люди на площади продолжали кричать каждый свое. Великий князь Тройтан поднял руку высоко в верх, призывая присутствующих к тишине. Толпа стала затихать. Через несколько щепок звенящей тишины он обратился к виновной.

— Твое последнее слово, — князь говорил строго и торжественно. В нескольких шагах стоял его десница. Как и положено, оба были одеты в черное, а на князе была пурпурная мантия, предназначенная для торжественных случаев.

Приговоренная молчала, ее била крупная дрожь. Князь жестом отдал приказ палачу продолжать. Тот надавил на спину женщине, чтобы та согнулась, положив голову на колоду. В этот момент она вскричала тонким срывающимся от волнения голосом:

— Господин десница! Господин мой, Эйла носит твое дитя! Пощади! О, пощади же!

Палач остановил уже занесенный над ее шеей длинный и тяжелый меч, выжидающе уставившись на князя. Тот растерянно посмотрел на Веренира. Его белое, как мел лицо, резко контрастировало с теплым плащом, подбитым мехом черной лисы. Мужчина сжал челюсти, на виске показалась пульсирующая вена. Сейчас взгляды абсолютно всех присутствующих были направлены на него. Он же смотрел на коленопреклоненную женщину, глаза в глаза, с расстояния примерно в двадцать шагов. Резкий порыв ветра взметнул темный вихрь ее волос полностью обнажив шею. Веренир отрицательно качнул головой. Князь, внимательно за ним следивший, жестом приказал палачу заканчивать дело. Тот насильно прижал к колоде уже в голос рыдающую девушку.