— Но твоя мама проделала весь этот путь, чтобы отдать мне платье, — начинаю я, сжимая в кулаке юбки, изо всех сил пытаясь понять, почему мне так не хочется отдавать его обратно.

— Я могу подождать и сказать ей позже, если ты так хочешь, — говорит Черч, наблюдая за мной со своим стоическим спокойствием. — И ты можешь оставить кольцо себе. Оно твоё, даже если ты захочешь продать его и оставить себе деньги.

— Ты выбрал его для меня? — спрашиваю я, и Черч кивает.

— В антикварном магазине, точно так же, как мой отец выбирал кольцо для моей матери. Вот куда я пошёл, когда исчез перед твоим нападением в Санта-Крузе. Близнецы сказали мне, что ты волнуешься из-за этого. — Моё лицо краснеет, и я пытаюсь что-то объяснить, но… ладно, это правда. Черч всегда была немного подозрительным, верно?

— Ты был в Натмеге? — спрашиваю я, и он кивает.

— Всего одну ночь — я никак не мог определиться, какое кольцо выбрать. А потом я отнёс его домой, чтобы показать родителям и попросить их благословения. — Он терпеливо сидит, ожидая, пока я снова соберусь с мыслями. — Я рад, что мы смогли вернуть тебя в Адамсон. Но всё изменилось. — Черч берёт меня за руку и осторожно сдвигает кольцо к кончику моего пальца.

— Подожди, — говорю я, отводя руку назад и поправляя кольцо. Я чувствую себя собственницей, прижимая его к груди.

Он снова улыбается мне.

— Оставь его себе. Но тебе больше не обязательно его носить.

Наши глаза встречаются, мои ищут подсказки в нем.

— Я действительно нравлюсь тебе, Черч? Имею в виду, я знаю, ты сказал, что это так на горячих источниках, но… ты не должен быть помолвлен с девушкой, которая тебе не нужна.

— Кто сказал, что я помолвлен с девушкой, которая мне не нужна? — отвечает он, ставя свой кофе на комод в изножье моей кровати и поворачиваясь обратно ко мне. Он берёт меня за подбородок длинными пальцами и изучает моё лицо. — Обычно я не делаю того, чего не хочу делать.

— Да, но это было просто для того, чтобы вернуть меня в Адамсон, верно?

— Так ли это? — отвечает он, отвечая на мой вопрос ещё одним своим собственным. Черч наклоняется вперёд и целует меня в губы, просто так, мягким касанием губ, похожим на прикосновение крыльев бабочки. — Мне нравится видеть тебя в платье моей матери, Шарлотты Фаррен Карсон.

Моё дыхание учащается, и я изо всех сил пытаюсь найти слова, чтобы ответить на это.

Черч снова прижимается губами к моим губам, и мои глаза закрываются сами по себе. Медленно, словно боясь испортить момент, если будет двигаться слишком быстро, он снова целует меня. Точно так же, как в ту ночь во внутреннем дворике его родителей, я ловлю себя на том, что таю от его прикосновений, раскрываю губы для его языка. Мой кофейный напиток падает на пол и закатывается под кровать Черча, но никому из нас нет до этого дела.

Вместо этого я обнаруживаю, что откидываюсь на подушки, а его тело распростёрто над моим, гибкое, но мускулистое, пахнущее сиренью и розмарином. Его рот прижимается к моему, расслабляя меня и срывая с моих губ сладкие вздохи и звуки удовлетворения.

— Она не обязательно должна быть фиктивной, если только ты сама этого не хочешь, — шепчет он, его руки скользят вверх и под пышные юбки платья. Тёплые ладони ласкают мои обнажённые бёдра, когда он устраивается у меня между ног, целуя каждый уголок моего рта нежнейшими прикосновениями.

Он сдерживается. Я уверена в этом. Но почему? Мне даже в голову не приходит, что он может быть так же напуган, как и я, так же не уверен, но также влюблён.

Любовь.

В последнее время это слово часто всплывает, разве не так?

— Ты действительно женишься на мне? На странной, придурковатой бедной девочке, у которой мама — горничная, а папа — учитель?

— Ты знаешь мой секрет, — отвечает он, и на его лице появляется лёгкий намёк на печаль. — Моя биологическая мать тоже была горничной. Мы ничем не отличаемся, ты и я. — Длинные пальцы Черча дразнят пояс моих трусиков, заставляя меня резко втянуть воздух. Он так долго избегал прикасаться ко мне, и теперь я понимаю почему. Каждое место, с которым соприкасается наша кожа, вызывает покалывание. Это похоже на то, как будто по моей коже пробегают маленькие разряды энергии. — Для меня было бы честью жениться на тебе, но только если ты тоже хочешь меня.

— Я хочу… — шепчу я, но то, как я замолкаю, заставляет его задуматься. Черч перестаёт целовать меня, заглядывая мне в лицо со сладкой смесью разочарования и тоски. — Но я хочу и их. — Мне почти больно говорить это, но я знаю, что должна. Каждый день мне доставляет беспокойство, когда я задаюсь вопросом, будет ли выдвинут ультиматум или вдруг истечёт срок действия нашего договора.

— Они моя семья, Шарлотта, — говорит Черч, опираясь на руки по обе стороны от меня. — Они никуда не денутся. — Он улыбается мне, а затем наклоняет голову, чтобы снова поцеловать меня. Однако на этот раз в этом есть что-то особенное. Это похоже на его личность: наполовину солнечный свет, наполовину железный контроль. Это часть того, кто он есть, часть того, чтобы быть Монтегю.

— В тумбочке есть презервативы, — шепчу я, и Черч кивает, его глаза прикрыты, когда он смотрит на меня. Мы снова целуемся, одна его рука поднимается и ложится на изгиб моей талии, другая скользит под трусики. Часть меня знает, что мы должны снять свадебное платье, но остальной части меня всё равно.

Черч водит пальцами одной руки по моей ключице, в то время как другой дразнит смущающее количество влаги у меня между ног. Мне тоже отчаянно хочется прикоснуться к нему, но, когда я опускаю руки к его брюкам, он хватает меня за запястье.

Не сводя с меня глаз, Черч садится и тянется к галстуку, осторожно развязывая его и снимая с себя. Затем парень берёт его и оборачивает вокруг одной из стоек в изголовье кровати, а затем вокруг моих запястий, завязывая таким образом, чтобы тёмно-синий шёлк плотно облегал меня, но позволял коже дышать.

У него самого перехватывает дыхание, когда он садится на корточки и оглядывает меня, связанную школьным галстуком Академии Адамсон и одетую как его невеста. Солнечный свет струится через окно, окрашивая медовые волосы Черча в золотистый цвет, пока он изучает меня.

— Чего ты ждёшь? — спрашиваю я, обливаясь потом и изо