малочисленная, группа промышленников, полностью отказавшаяся от сельскохозяйственных занятий. В нее входили кустари, обладавшие особыми мастеровыми навыками, которые за свой труд получали достойное вознаграждение, или крестьяне, «отлучающиеся для промыслов в весьма далекие места»[66].

Крупное фабричное производство, генезис которого в столичном регионе начался значительно раньше, чем в других нечерноземных губерниях, стало фактором, активно вторгавшимся в уклад промышленной отрасли крестьянских хозяйств. В Богородском уезде Подмосковья фабрики привлекали в 23 раза больше работников, чем кустарная промышленность, в Серпуховском – в 2 раза, в Можайском – в 2 раза, в Рузском – в 3 раза, в Волоколамском – в 2 раза, в Дмитровском – в 2 раза[67]. По словам самих сельских промышленников, например, «обучение ткачеству, особенно простых материй, которые по массе составляют главную часть здешних фабрикаций, особенно сельской, гораздо проще, нежели обучение ремеслам»[68].

Фабрика, вторгаясь в привычный уклад жизни крестьян, деформировала эволюционный ход развития их хозяйств. В прежние времена, находя привычный заработок и пополнение денежных ресурсов в неземледельческих занятиях, сельские жители нечерноземного региона сформировали отлаженную систему преемственности навыков мелкой промышленной деятельности. Машинное производство, не требуя особого мастерства, привлекало в свои ряды значительную часть трудоспособного населения, прерывая сложившийся порядок передачи традиционных навыков. Молодежь из семейств кустарей, зная о сложности и трудности заработка в крестьянской промышленности, предпочитала работу на фабрике. Более высокая доходность работы на фабрике привлекала и тех, кто десятки лет жизни посвятил кустарному производству. В результате развития фабричной промышленности в Подмосковье многие кустари отказывались от самостоятельной промысловой деятельности и переходили в разряд домашних фабричных рабочих или становились постоянными работниками крупных промышленных заведений[69].

Специфические черты развития кустарного производства в значительной степени определял столичный характер региона, аккумулировавшего помимо культурного и большой экономический потенциал. Во-первых, работа в столице отличалась повсеместно значительными заработками, что иллюстрируют ниже приведенные данные:

Таблица 1

Годовые доходы крестьян Московской губернии по видам промысловой деятельности в середине XIX в. [70]

Во-вторых, Москва и ее окрестности превратились за многовековую историю хозяйственного развития в национальный центр крестьянской промышленности не только потому, что в целом условия Нечерноземья инициировали ее бурное развитие внутри региона, но и в силу привлекательности губернии для кустарей других районов страны. Сюда шли искать «богатого заработка» мастера даже тех территорий, в которых собственный потенциал потребительского рынка был далеко не исчерпан. Например, земский статистик из Твери, говоря о направлениях отхода кустарей из губернии, констатировал: «Всякому, кто сколько-нибудь знаком с условиями, в которых находится ремесленное производство в Москве и Петербурге, известно, что два раза в течение года из разных концов России притекает туда множество обывателей, бросающих соху и косу для портняжного, сапожного и всякого другого ремесла»[71].

Плотность кустарного населения, дополняемая активным притоком сторонних промышленников, создавала особую конкурентную среду, определяющую активность модернизационных процессов в крестьянской промышленности страны.

В-третьих, емкость столичного рынка способствовала формированию в кустарной промышленности Подмосковья большого сегмента, ориентированного на производства для горожан, что также ускоряло переход кустарей к изготовлению нетрадиционных товаров и изменение организационных форм промысла. Условия, порождающие «кустарное перенаселение» региона уже в предреформенные годы, определи основные направления трансформации мелкой сельской промышленности в последующие несколько десятилетий и являлись причиной активного выталкивания за пределы Подмосковья значительной массы квалифицированных кустарных промышленников, «развивая в крестьянах понятия, деятельность и предприимчивость», что отмечали военные статистики Генштаба. «Жители Московской губернии, – писали они, – знают не один свой край, но чуть не всю Россию. Многие сами прошли ее вдоль и поперек, другие наслушались о ней от людей бывалых. Здешним жителям известны не только дела, касающиеся собственно их быта, но и движение торговой и мануфактурной промышленности. Они знают, что требуется в том или ином крае России. Такие люди, при местной невзгоде, не затруднятся идти даже за море, чтобы найти себе хлеб и деньги»[72].

В процессе модернизации традиционного хозяйства крестьян Нечерноземья, протекавшей здесь особенно активно в силу интенсивности товарных отношений, кустарные промыслы, находившиеся целиком в их сфере, дифференцировались на структурные сегменты с разными социальными функциями и хозяйственным укладом.

Либерализация экономики, сопровождаемая активным внедрением крупного производства и капиталистического порядка, имела глубокие последствия в структуре и хозяйственном строе традиционных кустарных промыслов. Наметившиеся в предшествующие периоды процессы эволюционной протоиндустриализации кустарных занятий крестьян испытывали со второй половины XIX в. революционизирующее влияние общенациональной модернизации, формируемой «сверху». Сопровождающее революционную ломку традиционного общества население страны привело к кардинальной смене потребительского спроса, в том числе сельского населения. Крестьяне Московской губернии во второй половине XIX в. в большинстве своем отказались от лаптей, стали носить сапоги, картузы и т. д., из обихода ушли и другие предметы традиционного быта.

Вот что по этому поводу писали земские исследователи середины XIX в.: «Что потребности крестьян Московской губернии действительно возросли сравнительно с тем, каковы они были прежде, на это указывает почти повсеместное введение чаепития, некоторое улучшение в устройстве жилищ, выражающееся в замене курных изб белыми с большим количеством окон; но в чем особенно выразилась разница между настоящим и прошлым, это в изменении одежды и обуви. Достаточно указать на то, что расход на кожаную обувь в настоящее время для крестьян считается необходимым, что деревенское франтовство требует теперь от молодых парней сапогов с галошами, стоящих 16–18 р.»[73].

Расширение потребительского спроса, инициируемое урбанизацией, увеличило набор видов мелкого производства, которые кустари успешно осваивали. Так, например, традиционный медный промысел дал основание изготовлению оправ для очков; гранильное производство, «изстари» занимавшее крестьян, выросло в предприятия по выпуску оптических линз; женщины, занятые ранее кустарным льноткачеством, перешли на выпуск папиросных гильз и т. д.[74] Диверсификация мелкой промышленной деятельности кустарного производства в связи с преобразованием социально-экономического строя страны приобрела широкий размах наряду с пополнением выходцами из кустарной среды рядов рабочего класса.

Капитализация хозяйства привела в том числе к капитализации сырьевой базы экономики, что, безусловно, отразилось на состоянии и перспективах развития тех отраслей мелкой промышленности, которые функционировали на «даровом» природном сырье (глине и лесе).

Вот что сообщал корреспондент П. И. Миткевич-Далецкий из Подольского уезда Краснопахорской волости: «В нашей местности живут кустари: щеточники, крючочники, тележники, работающие приборы для сбруи. Для щеточников существуют еще кустари, приготовляющие дощечки для щеток и фанеры для оклейки щеток.