Клер в спальне издала пару неуверенных покряхтываний и тут же заорала во весь голос. Мы слышали ее плач и с монитора «видеоняни», и из-за двери. Аманда соскользнула с дивана, сунула ноги в тапочки и побежала в спальню, прихватив с собой прибор.

Дре сделал еще один глоток из фляжки.

— Чертовы русские.

— Почему бы тебе не сбавить обороты? — предложил я.

— Ты был прав. — Он сделал очередной глоток. — Когда раньше говорил.

— О чем?

Он откинул голову назад и закатил глаза, скосив их в сторону спальни.

— О ней. Не думаю, что я ей сильно нравлюсь.

— Почему тогда она с тобой? — спросила Энджи.

Он вздохнул.

— Даже Аманде при всей ее самостоятельности необходима помощь с грудным ребенком. Первые пару недель в супермаркет — каждые пять минут. То за памперсами, то за сухой смесью, и опять за памперсами, и опять за смесью… Ребенок каждые полтора часа просыпается и блажит. Тут ни поспать нормально, ничего.

— Ты хочешь сказать, что ей был нужен мальчик на побегушках?

Он кивнул.

— Но теперь она приспособилась. — Он тихо и горько усмехнулся. — Когда мы с ней только познакомились, я подумал: вот мой шанс. Неиспорченная девушка. Пугающе умная. Она может цитировать Шоу, может — Стивена Хокинга. А в следующую минуту будет вспоминать «Молодого Франкенштейна», спорить с тобой о квантовой физике или напевать «Monkey Man». Она любит Рембо и Эксла Роуза, Люсинду Уильямс и…

— Долго еще ты будешь перечислять? — перебила его Энджи.

— А?

— Тебя послушать, — сказал я, — так ты мечтал слепить из Аманды модель «Нексус шесть» по образу и подобию каждой девицы, которая кидала тебя в школе.

— Ничего подобного.

— Не спорь. Эта модель будет тебя обожать, а ты ночь напролет будешь читать ей лекцию о «Sigur Ros» или о метафорической значимости кролика в «Донни Дарко». А она будет хлопать ресницами и спрашивать, где ты был всю ее жизнь.

Он опустил глаза.

— Да пошел ты, — прошептал он.

— Как скажешь.

Я представил себе девочку, которую нашел после семи месяцев поисков. Она играла на крыльце дома недалеко отсюда с женщиной, которая ее обожала, и с бульдогом по кличке Ларри. Если бы я позволил ей остаться с ними, кем бы она стала сегодня? Возможно, ее нервная система не выдержала бы испытания памятью и сознания того, что вся ее жизнь с Патрисией и Джеком Дойл была основана на обмане. А возможно, она напрочь забыла бы о годах, проведенных с матерью-алкоголичкой в пыльной дорчестерской халупе, провонявшей пивом и табаком, и жила бы нормальной жизнью в небольшом городке, а про подделку документов, русских киллеров и солнцевскую братву узнавала бы из новостных передач по телевизору. Даже если бы Аманду никто не похищал, ее шансы вырасти нормальным человеком оценивались как один к ста миллионам. Неким извращенным способом похищение показало ей, что существует и другая жизнь, не такая, как у ее матери, состоявшая из фастфуда, переполненных пепельниц, вечных долгов и приятелей, каждый из которых отмотал свой срок в тюрьме. Получив шанс побывать в маленьком городке у подножия гор, она приняла волевое решение однажды вернуться сюда, и, возможно, как раз с этого момента определяющей чертой ее характера стала решимость добиваться своего.

— Они от нас не отстанут, — сказал Дре. — Независимо от того, что тебе сказал Ефим.

— Почему?

— Ну, для начала кто-то должен заплатить за Тимура.

— Кто такой Тимур? — спросила Энджи, пересаживаясь на диван.

— Он был русский.

— И что с ним случилось?

— Мы его вроде как убили.

— То есть вы вроде как убили русского по имени Тимур, чтобы заполучить Белорусский крест?

— Нет, — сказал он.

— Нет, не убили?

— Нет, убили, но не для того, чтобы заполучить Белорусский крест. Мы про него вообще ни хрена не знали, пока не открыли кейс.

— Какой кейс? — спросила Энджи, сдвинувшись на самый краешек дивана.

— Кейс, который был пристегнут к запястью Тимура.

Я прищурился.

— Чего-чего?

Дре достал из кармана фляжку, посмотрел на нее и убрал назад. И тут же принялся крутить на пальце ключи с брелоком. На брелоке была фотография Клер.

— Вы слышали про Зиппо?

— Бойфренд Софи, — сказала Энджи.

— Да. Обратили внимание на то, что в последнее время его никто не видел?

— Обратили.

Он откинулся на диване, словно на приеме у психоаналитика, и поднял над головой ключи, покачивая ими. Тень от брелока с фотографией Клер пробегала по его лицу.

— В Брайтоне, рядом с Массачусетской платной автострадой, есть склад старого кинореквизита. У них целый этаж выделен под афиши. Половина из них — европейские. На втором этаже хранят реквизит и костюмы. Если хотите увидеть диплом по философии, который в фильме «Придорожное заведение» висел на стене у Суэйзи, то знайте, что он именно там, а не в Лос-Анджелесе. Складом заправляют русские. У них там до фига всего. Ковбойские штаны Шэрон Стоун из фильма «Быстрый и мертвый». Костюм йети из «Гарри и Хендерсоны». А вот на третий этаж никого не пускают. У них там что-то вроде подпольного родильного дома. — Он пошевелил пальцами. — Не забывайте, что я врач. На обычных детей, которые появляются на свет в легальных медицинских учреждениях, сразу заводят кучу документов. То есть у них появляется бумажный след, который ничего не стоит проверить. А детишки, родившиеся на складе кинореквизита в Брайтоне, никаких документов не имеют. И уже через три дня их куда-то переправляют самолетом. Многих уносят сразу после рождения.

— Как Клер, например? — Энджи наклонилась вперед и подперла щеку рукой.

Дре поднял палец.

— По плану именно это должно было произойти с Клер. Но в родильной палате находились не только мы с Софи. Там были еще Аманда и Зиппо. Я возражал против их присутствия. И без того нелегко отдать своего ребенка, а уж если видишь, как он появляется на свет, — тем более. Но Аманда, как всегда, настояла на своем. Поэтому мы все оказались там, когда Софи рожала. — Он вздохнул. — Роды были просто потрясающие. Все прошло идеально. Как в учебнике. С юными матерями иногда такое случается. Редко, но случается… — Он пожал плечами. — Мы передавали друг другу младенца, смеялись, плакали и обнимались. Я даже обнял Зиппо, хотя вообще-то терпеть его не мог. И вдруг открывается дверь. А за ней — Тимур. Здоровенный лысый мужик с огромными чернобыльскими ушами. Рожа такая, что и во сне не приснится. Подозреваю, его только родная мама могла любить, и то если была слепая. Не думайте, я не шучу. Он в самом деле родился в Чернобыле в середине восьмидесятых. Не человек, а мутант. Полный набор: алкоголик и наркоман. И он пришел забрать новорожденного. Явился почему-то раньше времени, обсаженный до полной невменяемости. К запястью у него был пристегнут кейс.