— Легко! — Нику показалось, что у племянника даже глаза загорелись, но тут закипел чайник, и Том повернулся, чтобы налить себе кипятка. — Думаешь, это он финансировал всю операцию?

— Может быть.

— Вполне логично. — Том долил в кофе холодной воды и, прищурившись, отхлебнул из кружки. — Я и сам над этим размышлял. В смысле, не Терри ли дал деньги. И не рассказал ли Фарнсуорт об этом отцу, когда они встретились в Тинтагеле.

— В присутствии Дэйви? Вряд ли.

— Фарнсуорт может скрывать, что они продолжили разговор где-то еще.

— Эндрю тоже ни о чем подобном не упоминал.

— Он бы не стал. Тут ведь замешаны Терри, мама и я. Он мог бояться, что ему не поверят, предположат, что таким образом он пытается вернуть маму.

— Думаю… — Внезапно Ник почувствовал, что устал изворачиваться и лгать, и решил кинуться напролом. — Фарнсуорт кое-что пришлет мне сегодня вечером.

— Что?

— Он назвал это доказательством.

— Доказательством чего?

— Того, что ему можно верить, я думаю.

— Но ему нельзя верить!

— В любом случае от посылки вреда не будет.

— Что за идиотские загадки!

Том грохнул кружку на стол и вылетел в прихожую, оставив Ника созерцать лужицу кофе, которая полумесяцем расплывалась из-под дна. В прихожей щелкнула зажигалка. Том вернулся, раскуривая сигарету.

— Ты помнишь последние слова отца, Ник?

— Еще бы.

— Что он сказал?

— Отцепись от меня.

— Отцепись от меня? — эхом повторил Том. — И ты послушался. Мы все послушались.

— Эндрю же не знал, что эти слова станут последними, Том. Они ничего не значат.

— Неправда. Именно потому, что он не знал, что эти слова станут последними, они значат очень много.

— Что-то ты меня совсем запутал.

— Да. — Том посмотрел на Ника сквозь сигаретный дым. — Наверное, да.

Тому нужно было принять душ и позавтракать, и Ник пошел обратно — к центру города. Он не знал, чем ему заняться, разве что ожидать обещанного сюрприза Фарнсуорта. Хотя этому человеку верить нельзя, тут Том прав. А кому можно? Разве что Бэзилу.

И Бэзил, слава Богу, наконец объявился. Когда Ник включил мобильный, там было сообщение от брата.

«Дважды звонил тебе в гостиницу, и оба раза без толку. Здесь сейчас субботнее утро, если у тебя тоже, то это сообщение дошло до тебя не слишком поздно. Честно говоря, мне пока нечего тебе рассказать. И неудивительно: ты же сам запретил мне действовать, пока мы не поговорим. Надеюсь, рано или поздно это случится. Попробую перезвонить попозже. Ариведерчи!»

Ник понимал нетерпение Бэзила. Но что он мог ему рассказать? Что кто-то водит его за нос и он никак не может решить, кто именно? И чем это поможет?

Ветер и дождь усилились, однако в гостиницу идти не хотелось. Ник вспомнил предложение Фарнсуорта и пошел в Национальную галерею. Народу там оказалось много, хоть и не слишком. Фарнсуорта не было, даже в зале импрессионистов. Ник побрел из зала в зал, разглядывая картины. Одни были гениальные, другие — талантливые, третьи — просто ничего, но растерянный, сбитый с толку Ник не видел между ними особой разницы. Бесцельно прошатавшись по музею около часа, он ушел.

За это время на улице разыгралась настоящая буря. Преодолевая ветер, Ник добрался до «Кафе ройял» и хорошенько поправил здоровье. В середине дня он вернулся наконец в «Чертополох». К тому времени он выпил достаточно, чтобы приглушить терзающую его неуверенность. В номере Ник улегся на кровать и неожиданно провалился в крепкий, безмятежный сон.

Когда он проснулся, уже стемнело. Наступил вечер. Дождь все так же стучал по стеклу. Ник взглянул на светящийся циферблат будильника: почти половина девятого. Он включил прикроватную лампочку, подождал, пока глаза привыкнут к темноте, сел.

Он увидел его сразу — плоский белый конверт, лежащий прямо на полу. Подсунули под дверь, пока Ник спал. Сердце тревожно затрепетало. Ник сделал несколько глубоких медленных вдохов, дожидаясь, пока пройдет приступ. Потом встал, пересек комнату и поднял конверт.

Не подписан и не заклеен. Ник снова вернулся к кровати, сел. Открыл конверт и достал обычную черно-белую фотографию.

Фотографировали через окно кафе, видны были отражения прохожих на стекле и пара столиков внутри, за одним из них сидели мужчина и женщина. Женщина жестикулировала, видно, что-то рассказывая, а мужчина восхищенно, словно заслушавшись, смотрел на нее. Ник вдруг узнал кафе — ну конечно же, это «Робуста»! Судя по бликам на снимке, фотограф стоял достаточно далеко. Парочка явно не подозревала, что ее снимают. Том Палеолог и Элспет Хартли.

В квартире по адресу Серкус-Гарденз, 8, было темно, занавески открыты. Внутри никого — насколько Ник мог разглядеть с улицы, из-за ограды. Он уже несколько раз позвонил в дверь, не ожидая, впрочем, что ему отворят.

Уже около половины десятого, холодный сырой вечер. Правда, если человека нет дома субботней ночью, это вряд ли подозрительно. Однако Ник Тома подозревал. Именно Том, а не Терри оказался заговорщиком. Фотография — серьезное доказательство. Встреча Терри и Джулиана Фарнсуорта в Плимуте — выдумка Тома. А вот его свидание с Элспет Хартли действительно имело место.

Ник временно отступил в «Кафе ройял», где, убивая время, не спеша выпил пива. Чуть было не набрал номер Элспет Хартли, но что-то его удержало. Он ничего не должен Тому теперь, когда появилась эта фотография, кроме, пожалуй, одного: дать ему шанс оправдаться.

Интересно, как он это сделает? Том знал, что Фарнсуорт пообещал снабдить Ника доказательством. И наверняка понимал, что, каким бы ни оказалось это доказательство, Ник потребует объяснений. Может быть, потому и сбежал? Если так, то это глупо. Рано или поздно придется вернуться. А Ник подождет.

Но и к полуночи на Серкус-Гарденз никто не появился. Дождь закончился, похолодало. В доме номер восемь не горело ни одно окно. В конце концов Ник решил сдаться — до утра.

К утру ничего не изменилось. Судя по всему, шторы в квартире Тома на ночь так и не задергивались. Снаружи Ник мог заглянуть в ту самую комнату, где они пили виски в ночь с пятницы на субботу. Пустую комнату. Ни на что не надеясь, Ник снова позвонил в дверь. Тишина.

Как только он повернул прочь, из-за поворота показалась суетливая фигурка. Женщина средних лет — невысокая, пухленькая, с прической, похожей на пчелиный улей, заметно прибавлявшей ей роста, — взбежала по ступеням и остановилась при виде Ника. Одета она была в отделанный мехом белый плащ, кожаные перчатки, черные леггинсы и вишневого цвета ботинки на толстой подошве. Где-то на крыше «улья» прилепились темные очки. Под мышкой — кипа воскресных газет.