И за этим стояла Регина. Стоило ему только закрыть глаза — и он видел ее, в голубом платье с пеной белоснежных кружев, отливающие золотом волосы вместо шляпки увенчаны цветами. Она была сама весна — „благоуханная, теплая, нежная, — и сердце Маркуса таяло, как: воск. Куда подевалась ее всегдашняя надменность? Маркус вспомнил, как то и дело ловил на себе ее взгляды, и во время танца, и позже, когда он повел ее выпить лимонаду. Эти взгляды он чувствовал на себе даже с другого конца зала. И сейчас, когда она стояла возле него… собственно говоря, после вальса она почти не отходила от него.

Как обычно, ее окружала восторженная толпа поклонников и подруг, но именно ему она дарила улыбки, к нему обращалась чаще всего.

Не зная, что и думать, Маркус совсем растерялся. Неужели он ошибался? И не только в ней, а и в остальных тоже? Может, он был не прав и в отношении Фоксмура?

Нет… тут он был уверен. Возможно, Регина и впрямь не имеет ничего общего с коварными планами герцога, но он уже давно успел убедиться, что собой представляет красавчик Фоксмур.

— А что вы думает о войне, лорд Дрейкер? — нежным голосом спросила Регина. — Возможно ли, что Бонни[13]уничтожен окончательно?

Маркус, очнувшись, заставил себя вернуться к разговору. Его невольно позабавило, что ее окружение теперь, казалось, считало за честь принять его в свои ряды.

Первым его побуждением было брякнуть, что ему, мол, глубоко наплевать на то, чем закончится война. Но он уже привык подавлять в себе привычку к столь неджентльменским выходкам.

— Думаю, Бонни вряд ли удастся сбежать с Эльбы, учитывая, сколько наших солдат его там стережет.

— И в особенности если эти английские солдаты обладают столь же мужественной внешностью, что и вы, милорд, — льстиво промурлыкала одна из толпившихся вокруг дам, кузина очередной приятельницы Регины. Он обратил внимание на ее испанский акцент. Почувствовав на себе взгляд Маркуса, она стыдливо потупилась. — И таким же внушительным ростом…

Маркус опешил. Господи помилуй, неужели она флиртует с ним?! Он даже не мог припомнить, когда такое случалось в последний раз… да и случалось ли вообще.

— Думаю, ружья мистера Пёрде[14]скорее смогут удержать Бонни в узде, чем руки любого англичанина, как бы они ни были сильны, — сипло проворчал он, чувствуя себя полным идиотом. Грубая лесть оставила во рту неприятный осадок.

— Вы хорошо стреляете, Дрейкер? — спросил еще чей-то голос, на этот раз мужской.

Виконт с любопытством посмотрел на него:

— Приходится. Иначе куропатки в Каслмейне так расплодятся, что моим овцам попросту будет нечего есть.

К его величайшему изумлению, собравшиеся, приняв его слова за тонкую шутку, дружно рассмеялись. Причем, что особенно удивило Маркуса, совершенно искренне. А ведь он вовсе не был намерен шутить.

— И какое оружие вы предпочитаете? — нетерпеливо спросил какой-то сквайр примерно одного с ним возраста. — У Джеймса Пёрде отличные затворы, можете поверить мне на слово. Но сам я лично предпочитаю Мэнтона. У его ружей прицел более верный.

— А вы уже видели новую разработку Пёрде? — Теперь, когда разговор перешел на хорошо знакомую ему тему, Маркус тоже заинтересовался. — Я слышал, что ничего равного ей нет ни в одной армии мира.

Завязался оживленный разговор. Собеседники так увлеклись, что очнулись, только когда одна из дам вдруг с жадным любопытством спросила:

— Именно тогда-то вы и получили свой шрам, да, лорд Дрейкер?

Виконт весь сжался. Наступила напряженная тишина, которую внезапно прервал ясный и звонкий голос Регины:

— Виконт получил свой шрам в результате несчастного случая — обычное дело для мужчины, который живет столь напряженной жизнью, как лорд Дрейкер.

Вот так, легко и непринужденно, она справилась с тем самым делом, которое было ему не по плечу. Да что там — у него ушла бы на это целая жизнь, приди ему в голову идея выдать свой шрам за знак боевой доблести. Маркус онемел. А Регина, ничуть не смущаясь, изящно и незаметно перевела разговор на оперу, которую они слушали совсем недавно. И к удивлению Маркуса, никто и не подумал возражать.

Он украдкой кинул в ее сторону изумленный взгляд. Сама Регина воздержалась от предположений на этот счет — она даже не пыталась угадать, откуда у него злополучный шрам, хотя что-то подсказывало Маркусу, что ее догадки были бы недалеки от правды. Тогда почему она этого не сделала? Хотела уберечь его от назойливых расспросов?

Разговор непринужденно потек дальше. Внезапно Маркус встретил ее взгляд, и нежность, которую он прочел в нем, заставила его забыть обо всем. У него перехватило дыхание. Так вот что было бы, стань она его женой, внезапно мелькнуло у него в голове. Регина всегда защищала бы его, даже если он и не нуждался в этом. Она постоянно была бы рядом — танцевала бы с ним, когда он этого хотел, каждый вечер сидела бы напротив него за столом…

Делила бы с ним постель. И все остальное тоже.

Странное чувство тоски и желания охватило его. Вот если бы ему вновь стать частью этого мира… ее мира! Тогда у него, возможно, было бы будущее, жена, дети, друзья, наконец! И все это вполне возможно — стоит ему только занять положение в обществе…

Маркус встряхнулся. Будь она трижды проклята! Это она внушила ему такие крамольные мысли! Стоит только вступить на этот путь, как он приведет его к гибели. И все же Маркус ненадолго поддался искушению. Жить в Каслмейне, как все люди его круга… Господи, об этом можно только мечтать! Правда, его коварный план использовать Регину, чтобы разлучить Луизу с Саймоном, в этом случае пойдет прахом, но даже это меркло в лучах того счастья, которое ждало его самого.

«Осторожнее!» — одернул Маркус себя. Рано еще думать об этом. Она ведь уже успела отказать одиннадцати соискателям — где гарантия, что двенадцатому вдруг повезет?

Но почему бы и нет? В конце концов, он вполне приличная партия — его титул, богатство и высокое, хоть и незаконное, происхождение делали его кандидатуру весьма привлекательной… мешало только его затворничество. Но теперь, когда он, похоже, вот-вот вернет себе расположение общества, все изменится.

А разве сам он ничего не может сделать, чтобы его мечта осуществилась? Регине нравится, когда он ее целует, — Маркус мог бы поклясться, что это так. А уж он в лепешку расшибется, чтобы ей было хорошо — лишь бы только она согласилась хотя бы часть года проводить с ним в его имении. Вообще говоря, он мог бы попробовать сделать так, чтобы ей навеки расхотелось оттуда уезжать. Нужно только связать ее по рукам и ногам… а в этом нет ничего невозможного. Если она родит от него ребенка или лучше даже двух, то навсегда окажется привязанной к Каслмейну.