Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конкордия разгневалась не на шутку:
– Ты хочешь сказать, что справедливость так и не восторжествовала?
Похоже, ее гнев весьма удивил Эмброуза.
– На это потребовалось некоторое время, – проговорил он. – Можно сказать, что справедливость лишь отчасти одержала верх, но это не было истинной местью.
– Что ты имеешь в виду? Я не понимаю.
– Разумеется, не обнаружив меня, убийца стал предельно осторожен, – принялся объяснять Эмброуз. – И он уехал в Америку на четыре года. Но когда он вернулся, я его ждал. У меня был разработан хороший план.
– И что случилось?
Уголки его рта напряглись.
– Возвращаясь в Англию, он был болен туберкулезом и умирал, – сказал молодой человек.
– Стало быть, ты дал природе сделать свое дело, не так ли? – предположила Конкордия.
– Природе и лондонскому смогу. – Эмброуз пожал плечами. – Я решил, что убить его – значит проявить милосердие.
– Ты виделся с ним?
– Нет. – Эмброуз отрицательно помотал головой. – Но я послал ему записку, в которой сообщал, что постоянно наблюдаю за ним… За тем, как он умирает… Он продержался еще шесть месяцев.
– А что было с тобой после того, как твоего отца убили? – поинтересовалась Конкордия. – Ты стал жить у родственников?
– Да не было у меня близких родственников, – горько ответил Уэллс. – Дедушка умер за год до убийства отца, а больше никого в живых не осталось.
– И ты попал в приют? – спросила она. – Или в работный дом?
– Нет, – бросил Эмброуз.
– Но как же ты жил? Тебе ведь было всего тринадцать лет!
– Однако я не был невинным ягненком, Конкордия, – приподняв брови, промолвил молодой человек. – Я же из старого рода мошенников и преступников. Мой дед был светским человеком, но на жизнь он зарабатывал себе тем, что крал бриллианты у тех богатеев, которые приглашали его в свои гостиные и бальные залы. Мой отец был профессиональным мошенником. К тринадцати годам я был вполне в состоянии сам о себе позаботиться. Так что, учитывая мои таланты, образование и прошлое, можно было не сомневаться в том, куда заведет меня будущее.
– Понятно, – откашлявшись, пробормотала Конкордия.
– В тот же вечер, когда отца убили, я изменил свое имя, – сказал Эмброуз. – Вскоре после его смерти я начал зарабатывать тем, что забирался через окна в богатые дома и воровал там ценности. – Лицо Уэллса оставалось безучастным, словно он говорил не о себе, а о ком-то еще. – А что ты думаешь? Я профессиональный вор, Конкордия. С младых ногтей я учился мошенничать и воровать, и весьма преуспел в этом.
– Но больше ты этим не промышляешь! – едва не выкрикнула она. – Теперь ты стал профессионалом в другом деле – имеешь собственное сыскное агентство.
Эмброуз лишь пожал плечами.
– Да разница-то невелика, честно говоря, – заметил он. – Для сыска требуются те же умения, к тому же я по-прежнему занимаюсь работой все больше в ночное время.
– Ты отлично понимаешь, что между тем, чем ты занимаешься сейчас, и тем, что ты делал много лет назад, для того, чтобы выжить, пролегает громадная пропасть! – воскликнула Конкордия возмущенно.
Эмброуз опустил глаза на ее руки, сжимавшие его рубашку. Подняв голову, она заметила какое-то странное выражение в его глазах.
– Не пытайся сделать из меня героя, – медленно проговорил он. – Я далеко не рыцарь в сверкающих латах.
Конкордия наградила его кривой усмешкой.
– Нет, Эмброуз, ты именно рыцарь, – возразила она. – Да, стоит признать, что латы твои в некоторых местах поизносились и поистерлись, но это неудивительно, ведь ты так давно носишь их.
Уэллс медленно улыбнулся.
– Всему, что у меня есть, я обязан Стоунеру, – сообщил он.
– Но все-таки кто же он, Эмброуз?
– Полагаю, можно было бы сказать, что он занимается чем-то вроде того, что и ты.
– То есть Стоунер – учитель? – удивилась Конкордия.
– Да, пожалуй, его можно так назвать… Да! – кивнул Уэллс. – Если бы не знакомство с ним, я бы по-прежнему промышлял воровством бриллиантов, картин и антиквариата.
– Сомневаюсь. – Встав на цыпочки, Конкордия ласково потерлась губами о его губы.
А затем повернулась и направилась к двери.
– Спокойной ночи, Эмброуз.
– Но, Конкордия…
Но она уже отперла замок и распахнула дверь.
– Кем бы ни был Джон Стоунер, он не волшебник, – промолвила она. – Не смог бы он сделать из тебя героя, если бы не твои большие задатки.
Когда Конкордия ушла, Эмброуз налил себе еще один бокал бренди. А затем уселся по-турецки на ковер перед камином и, глядя на тлеющий, почти гаснущий огонь, стал вспоминать давнюю беседу в кухне Джона Стоунера. Он почти дословно помнил разговор, который состоялся много лет назад, словно это было лишь вчера.
– Когда мне было столько лет, сколько вам сейчас, я оказался почти в такой же ситуации, в какой находитесь вы. – Стоунер подлил ароматного чая в крохотные чашечки. – Я был одинок, у меня не было близких. Зарабатывал себе на жизнь в игорных заведениях… Потом, когда мне не стало хватать средств на то, чтобы платить ренту, я стал мошенничать, причем достиг в этом деле немалых успехов.
– Вы мошенничали, играя в карты?
– Что я могу сказать? – пожал плечами Стоунер. – Это талант. Но мошенничать в карточной игре – рискованное дело, очень рискованное. Однако в те годы для джентльменов было обычным делом отправиться с утреца на дуэль, если у них возник спор по поводу игры в вист.
– Дедушка часто говорил мне то же самое, – кивнул юноша. – Кажется, даже была такая пословица: «Пистолеты для двоих, завтрак для одного».
Стоунер задумчиво улыбнулся.
– В те годы мир был совсем иным, – промолвил он. – Королева, да благословит ее Господь, еще не взошла на трон, еще не забылось Ватерлоо, платья женщин были куда откровеннее современных. И куда красивее, должен заметить, – добавил Стоунер.
– Более откровенные? – удивился Эмброуз, заинтересованный воспоминаниями Стоунера.
– Не обращайте внимания, – покачал головой хозяин дома.
Откашлявшись, он продолжил:
– Как бы там ни было, мое будущее выглядело почти беспросветным – до тех пор, пока мне не посчастливилось повстречать одного джентльмена, члена тайного общества, основанного на принципах древней философии, которая включала в себя изучение боевых искусств и некоторые упражнения по медитации.
Эмброузу стало еще более любопытно.