Некоторые избегали этого, обращаясь к следующей морали: наслаждайся мгновением. Мы ничуть не преувеличиваем. «Декамерон» — творение духа, и Боккаччо предпочитал разрабатывать эпикурейские сюжеты, чем описывать апатию современников.

С момента паралича, который вызвала эпидемия, общественная жизнь восстанавливалась плохо, хотя здесь необходимо отметить одно из непосредственных последствий Черной чумы: Столетняя война приостановилась. Но нарушилось и экономическое равновесие. Можно было бы полагать, что демографический спад повлиял одновременно на спрос и на производительность. Меньше ртов, которые надо кормить, и меньше рабочих рук. Увы, это упрощенное представление. Черная чума наносила удары неравномерно, и действие компенсаторных механизмов восстанавливало равновесие по-разному. Мир после Черной чумы — это не мир до чумы в уменьшенном виде.

От чумы к кризису

Вместе с дождем и воинами болезнь входила в число всадников Апокалипсиса, которые обрушиваются на мир. Образ из того времени. Не совсем ложный. Чума поразила сельскую экономику, уже подорванную, и промышленные структуры, где едва начались изменения. Эпидемия — как первая, так и те, которые произошли после 1348 г., — лишь добавила ряд кризисов в тот спад, который ничто не сдерживало.

Первым рухнул рынок рабочей силы. Выжившие мастера, от суконщика до каменщика, остались без подмастерьев, без слуг, без учеников. А ведь Черная чума лишь очень немного сократила спрос на роскошное сукно, на укрепления, на доспехи. Епископ Парижский умер от болезни, но в сан посвятили другого, которому были нужны посох и перстень. Компании распадались, но капитаны вербовали новых солдат. С подъемом новых слоев появлялись как новые потребители готовой продукции, так и новые производители. Через несколько месяцев в сфере обслуживании, в ремесле, в жизни правящих кругов уже было заметно мало следов болезни.

Быстрое восстановление городского рынка рабочей силы стало результатом согласованной политики: повышение заработной платы было импульсивной реакцией хозяев на угрозу недопроизводства. Этот золотой век для выживших наемных работников дополнительно золотила конкуренция мастеров. Хозяин, не желавший закрывать лавку, не имел выбора. Впервые работник выдвигал требования и мог диктовать условия. Тщетно правительство Иоанна Доброго в 1351 г., а потом в 1354 г. пыталось, вводя общую регламентацию труда, сдержать этот резкий подъем зарплат, который толкал в город последних работников, чьи руки еще можно было использовать на селе. Хаос, который порождали массовые миграции, и угроза политических беспорядков, которую создавало в городах большинство пришельцев, так же побуждали короля действовать, как и его желание контролировать рынок и спасти монету.

Бродяжничество и текучесть, надбавки к зарплатам и конкуренция из-за работников — все едино:

Пусть ни один мастер-ремесленник, кем бы он ни был, не платит подручным больше другого мастера, под страхом произвольного штрафа.

Король не брезговал вникать в детали разных видов деятельности и их оплаты. Для каждой заработной платы есть максимум.

Женщины, моющие брюхо свиньи, могут брать за это только четыре денье; а ежели от них пожелают, чтобы они делали ливерные и кровяные колбасы, они получат десять денье за все.

В то же время пытались сдержать исход из провинции в Париж и ограничить доступ к самым доходным должностям. Король урезал штат нотариев Шатле до шестидесяти и сократил штат торговых посредников. Началась охота на тунеядцев. Обратились за помощью к нищенствующим орденам, чтобы работоспособным людям не подавали милостыню, поощряя их заниматься попрошайничеством.

Поелику многие лица, как мужчины, так и женщины, предадутся праздности… и не желают занять свои руки никаким делом, но одни бродяжничают, а другие проводят время в тавернах и борделях, повелено, дабы всех праздных людей такого рода, будь то игроки в кости, уличные певцы, бродяги или нищие, какого бы сословия или звания они ни были, владеют они ремеслом или нет, мужчины они или женщины, ежели они здоровы телом и членами, принудили либо заняться каким-то делом или работой, коим они могли бы заработать на жизнь, либо покинуть город…

Ничто не выполнялось. Разрываясь между желанием сохранить себестоимость изделий и нежеланием закрывать лавку, хозяин в конце концов уступал. Как во Франции, так и в Англии, как в Кастилии, так и в Тироле указы о замораживании зарплат оставались мертвой буквой при корыстном попустительстве обеих сторон. Зарплата каменщиков и кровельщиков за три года утроилась: в то время как королевский ордонанс предписывал платить им в день не более 32 денье, в реальности мастера, занятые этими ремеслами, получали от 60 до 92 денье. Подмастерье при тарифе в 20 денье зарабатывал от 32 до 42 денье. Едва возведенное заграждение сразу же рухнуло.

Тщетно и муниципальные власти подхватывали инициативу власти королевской. Города регламентировали иммиграцию и наем на работу. На зарплату устанавливали тарифы. Но ее быстрый рост прекратится только сам, когда установится новое равновесие спроса и предложения.

Подъем зарплаты, естественно, отражался и на ценах на готовую продукцию. Покупателей вполне хватало, чтобы производство имело смысл, — отчасти к ним принадлежали и те, кто сам выигрывал от роста зарплат. Хорошо известный феномен инфляции: каждый торопился покупать. Но рост цен быстро делал иллюзорным подъем зарплат. Квалифицированные работники какую-то прибыль все-таки получали. У других параллельный рост очень быстро вызывал разочарование. Холостой подмастерье еще мог компенсировать одно за счет другого, отцу семейства это удавалось трудней.

Поэтому многим выживать было очень тяжело. Мастера-ремесленника беспокоило повышение зарплат, которые он должен был платить, чтобы не пришлось закрывать мастерскую. Бурный приток приезжих был опасен для тех, кто нашел себе место, даже из самых скромных, и в качестве реакции возникло «цеховое мальтузианство», то есть стремление ограничить права на занятие ремеслом. Это мальтузианство подорвет динамику развития городского ремесла. Оно замедлит развитие технологии. Оно стимулирует традиционалистский конформизм и умственную леность. Короче говоря, оно усугубит трудности, которые были порождены структурными дефектами, отмеченными еще до Черной чумы.

Положение в сельской местности было не лучше. Кроме отдельных крупных собственников, которым смерть братьев и кузенов дала возможность выгодного и долгосрочного укрупнения земель, землевладельцы страдали от все большего дисбаланса между своими расходами и доходами. Старая сеньориальная система, основанная на службах внутри домена, земледельческих повинностях и всевозможных видах барщины, во многом сменилась системой эксплуатации наемного труда, а заработные платы вдруг стали расти. Конечно, застой цен на зерно, которому смерть стольких покупателей, очевидно, не могла воспрепятствовать, лишал землевладельцев возможности конкурировать с городскими предпринимателями в отношении зарплаты, которую они могли предложить.

Тогда в большинстве случаев лучше было оставлять землю под залежью, чем платить поденщикам слишком дорого по сравнению с тем, что получишь от продажи урожая на рынке. Впрочем, в 1348 г. и во время пахоты, и во время жатвы работать нередко не позволяла чума. Так что возделывать поля надо было заново, а для этой задачи оставшихся сил иногда не хватало.