возникнуть столь же сильная заинтересованность не воспринимать противоречивости сосуществующих в нем ценностей. Он, словно глухой и слепой, терпит в себе и даже лелеет две осознанные взаимоисключающие системы ценностей. Например, его не беспокоит тот факт, что, ратуя за праведность, он уверен, что другие должны ему прислуживать, или что честность не сочетается с его страстью «выходить сухим из воды». Даже попытки исследовать себя в результате дают всего лишь отдельные части, словно перед ним пазл, который нужно сложить: вот робость, вот соперничество, честолюбие, а вот мазохистские фантазии, потребность в любви других и много чего еще. Он может распознать все фрагменты правильно, но от этого ничего не изменится, поскольку он не видит контекста, не ощущает взаимосвязей, процесса, динамики.

Хотя психическая фрагментарность по своей сути – дезинтегрирующий процесс, его функция – сохранить status quo, защитить невротическое равновесие от крушения. Отказываясь разбираться в своих внутренних противоречиях, невротик отворачивается от стоящих за ними конфликтов и тем самым сохраняет низкий уровень внутреннего напряжения. К этим конфликтам у него нет ни малейшего интереса, и они остаются далеки от его осознания.

Тот же результат получится, если отделить причины от следствий. Разрывая причинно-следственные связи, он закрывается от осознания того, насколько имеют непосредственное отношение к происходящему с ним его определенные внутренние силы и насколько они влиятельны. Типичный, но важный пример этого – человек, который иногда испытывает приступы мстительности. Ему бывает невероятно трудно, даже разумом, принять тот факт, что эти приступы мотивированы его раненой гордостью и потребностью восстановить ее. На дюжине подробных примеров он может увидеть, что такие проявления резкого презрения к себе следуют за «неудачей» – когда не получается жить в соответствии с фантастическими предписаниями его гордости. Но и здесь сознание остается невосприимчивым к этой связи, и она распадается. Следовательно, что касается силы его гордости и ее отношения к презрению к себе, то в лучшем случае они остаются некими неясными теоретическими построениями, которые освобождают его от необходимости детально разобраться со своей гордостью. Она сохраняет свою силу, и напряжения так и остаются на невысоком уровне (гордость не дает конфликтам всплыть), а невротик так или иначе поддерживает обманчивое чувство цельности.

Эти три попытки сохранить подобие внутреннего мира имеют кое-что общее. Они исключают все элементы, в которых заключена опасность разрыва невротической структуры, – исключается реальное Я, удаляются все виды внутреннего опыта, уничтожаются все связи, которые в случае осознания могли бы нарушить равновесие. Четвертое средство, автоматический контроль, отчасти следует той же тенденции. Его основная функция – обуздать чувства. В структуре, находящейся на грани дезинтеграции, чувства представляют собой источник опасности, потому что, образно говоря, они – неприрученная первобытная сила внутри нас. Я не имею в виду сознательный самоконтроль, которым мы, если посчитаем нужным, попробуем обуздать импульсивные действия, взрыв гнева или порыв энтузиазма. Система автоматического контроля обуздывает не только импульсивные действия или проявления чувств, но сами импульсы и чувства. Она действует как автоматическая сигнализация, подавая тревожный сигнал в виде страха, когда появляется нежелательное чувство.

Но в отличие от других средств это средство с говорящим названием является еще и системой контроля. Если из-за отчуждения от себя и психической фрагментарности исчезает ощущение органического единства, необходимо подключить искусственный контроль, чтобы удержать от рассыпания на части личность.

Такой автоматический контроль может охватывать все импульсы и чувства – страх, обиду, гнев, радость, дружбу, энтузиазм. Масштабная система контроля имеет свои физические проявления – это мышечное напряжение, выражающееся в походке, позах, жестком выражении лица, затрудненном дыхании, запорах и т. д. Но к самому контролю сознательная установка может быть разной. Некоторые люди еще достаточно живые, чтобы ощущать его давление, и, по крайней мере иногда, отчаянно хотят свободно ходить, смеяться от всего сердца, влюбляться, увлекаться чем-то. Другие уже превратились в каменных болванов и открыто гордятся этим. Они называют это достоинством, самообладанием, стоицизмом, опусканием забрала, невозмутимостью, «реализмом», «никаких сантиментов» и «зачем все выставлять напоказ».

При других типах невроза контроль более избирателен. Определенные чувства действуют безнаказанно или даже поощряются. Например, человек, предпочитающий смирение, склонен преувеличивать чувства любви или страдания. Через контроль не проходит в основном спектр враждебных чувств: подозрение, гнев, презрение, мстительность.

Конечно, чувства могут быть сглажены или подавлены в результате многих других факторов, и среди них – отчуждение от себя, запрет со стороны гордости, самофрустрация. Но по многим случаям мы видим, как бдительная система контроля действует сверх и помимо этих факторов. При одной только перспективе уменьшения контроля возникает реакция испуга – это страх невзначай задремать, страх перед общим наркозом, перед алкогольным опьянением, страх лечь на кушетку и отдаться свободным ассоциациям, страх съехать на лыжах с горы. Чувства, будь то сострадание, страх, жестокость, проникшие через систему контроля, могут породить панику. Человек боится таких чувств и отрицает их, потому что они ставят под удар нечто конкретное в невротической структуре. Но причиной паники может послужить также простое осознание, что не сработала система контроля. При психоанализе паника уже не так сильна, и тогда действительно становятся доступны для работы конкретные чувства пациента и его установки по отношению к ним.

Последнее общее средство уменьшения внутреннего напряжения, которое мы здесь обсудим, – это вера невротика в превосходство разума. В то время как непокорные чувства переходят в разряд подозреваемых, которые нуждаются в контроле, разум, а конкретнее – воображение и рассудок, как вылетевший из бутылки джинн, занимает полнеба. Фактически создается еще одна раздвоенность. Больше нет единства – разум и чувства, разум и тело, разум и Я, а есть противопоставления – разум против чувств, разум против тела, разум против Я. Но и эта раздвоенность тоже служит ослаблению напряжения, сокрытию конфликтов и установлению подобия единства. Есть три пути, как это может происходить.

Разум становится наблюдателем за Я. Японский философ Судзуки говорит: «Ум, в конце концов, лишь созерцает, а когда все же делает какую-то работу – он наемник, к добру или к худу»[44]. В случае невротика разум – лишенный дружелюбия, придирчивый зритель, он более или менее заинтересован, он более или менее садист, но он всегда отстранен – словно наблюдает за чужим человеком, с которым столкнулся случайно. Иногда самонаблюдения такого сорта бывают довольно механистичными и поверхностными. Пациент даст вам приблизительный отчет о происшествиях, делах, симптомах, усиливающихся или ослабевающих, не касаясь значения, которое все эти события имели для него, и своих личных реакций на них. Он даже может быть (или стать таковым во время психоанализа) человеком, крайне интересующимся своими психическими процессами. Но его интерес