Таня не знала, сколько будет длиться эта мука. День, воскресный день с Веней, которого она так ждала, был безнадежно испорчен.

«Где ее муж? – думала она уже не тоскливо, а зло. – Что он себе думает, Василий этот?»

Она надеялась, что муж, может, приедет встречать Аделину. Это была, понятно, глупая надежда: из магазина вышли втроем, никакого мужа не было.

И по Соколу тоже шли втроем – Веня предложил прогуляться, и Аделина согласилась, – и втроем сидели потом в беседке на Звездочке… Черемуховый запах уже отходил, а сиреневый был в самой силе.

– Как же все-таки грустно, – сказала Аделина, – когда девочка, юная, наделена способностью вот так нанизывать метафоры – помните, та, что читала нечто похожее на «Новые стансы к Августе»? – и так причудливо они у нее в голове роятся, а таланта настоящего, мощного нет, и ни к чему оказывается весь этот набор красивых образов.

Таня не поняла, о чем она говорит. А Веня понял, конечно.

Он что-то ответил – согласился, кажется, – но не в ответе, вообще не в словах было дело. Он смотрел на Аделину, и сияние, которое Таня заметила, когда они сидели за столом почти месяц назад, снова соединяло их общим куполом.

– Ты не устала? – спросил Веня.

Таня не сразу и поняла, что это он у нее спрашивает.

– Устала, – буркнула она. – На учебу завтра рано. И тебе на работу, между прочим, тоже.

– Тогда пойдем, – сказал он, вставая.

Вышли из беседки, пошли к улице Сурикова. Почему-то туда, хотя Аделина жила на Верещагина.

– Вася в Токио по делам улетел, – сказала она. – И мне тревожно.

– Почему? – спросил Веня. – У него неприятности?

– Нет, все в порядке. Не за него тревожно, а без него. Я, видимо, слишком неустойчива внутренне. Теряю опору и сама сразу теряюсь. Перестаю понимать, зачем живу.

«Врешь, – с ненавистью подумала Таня. – Такая ты прям вся беспомощная, на руках тебя носи! А сама кого хочешь под себя подомнешь».

Но что толку было в ее догадках?

Дошли до дома, и Веня сказал:

– Иди, Таня.

– А ты? – спросила она.

– Аделину провожу. Иди.

Вот так. Ведет Аделину в пустой ее дом. Смотрит в чертовы ее крыжовниковые глаза не отрываясь, и нет его. Ни для кого его больше нет, только для этой женщины.

Таня не знала, что сделает в следующую секунду – заплачет, затопает ногами, вцепится в волосы проклятой Аделине? Но ничего этого она не сделала. Молча открыла калитку и пошла к дому.

Когда обернулась, входя, никого у забора уже не было.

Ей казалось, что она не спит. Тьма поглощала ее, а сна не было, она была в этом уверена. Но когда включила ночник и взглянула на разноцветные настенные часы, то оказалось, уже два часа ночи.

За стеной, в Вениной комнате, было тихо. Да Таня и так знала, что его нет в доме.

Она оделась, спустилась вниз. Не включая свет, прошла в прихожую, надела, что под руку попалось на вешалке.

Тепла или холодна эта ночь, было ей непонятно. Она не чувствовала ничего физического.

На всей улице Верещагина светилось единственное окно в одноэтажном рыжем домике с островерхой крышей. Перелезть через низкий штакетник не составляло ни малейшей сложности. Хорошо ли перелезать через чужой забор и подслушивать чужие разговоры в чужом саду – это было последнее, о чем Таня могла бы подумать.

Она об этом и не думала. Стояла за углом и слушала, о чем говорят двое на веранде, выходящей на противоположную от улицы сторону дома. И смотрела на этих двоих, как будто хотела навсегда их запомнить, хотя на самом деле хотела бы только одного: не видеть их вместе никогда.

– Ты зря думаешь, что я могу дать тебе счастье.

Голос Аделины был похож на омут.

– Я так не думаю, – ответил Веня.

Они сидели на ступеньках веранды. То есть Веня сидел на ступеньках, а Аделина у него на коленях, обнимая его и прижимаясь щекой к его щеке. Волна ее волос лежала на его плечах. На ней был его плащ, он закрывал ее до пяток, и Таня знала, что под его плащом ничего на ней нет. Это было так же очевидно, как то, что плащ застегнут как пришлось, не на те пуговицы.

– Ты думаешь, тебе нужна фам фаталь? – спросила она.

– Я так не думаю, – повторил Веня. – Я знаю, что не могу без тебя жить. И не буду.

– Как ты можешь это знать? Невозможно понять так быстро.

– Я это понял в ту минуту, когда тебя увидел. И можешь мне поверить, ни с чем бы я это не перепутал. Мне просто не с чем это перепутать.

– Я не понимаю. Объясни мне.

Вместо объяснения он стал ее целовать. Таня стояла в двух шагах от них. Сердце ее колотилось, как молоток, которым забивают крышку гроба. Она не боялась, что ее заметят, услышат ее дыхание за углом дома. Им было ни до чего, этим двоим на ступеньках.

– Ты безумный… – задыхаясь, проговорила Аделина. – Совсем без границ. А я думала, ты живешь в рамках жестких правил…

– Ты думала обо мне?

Кажется, это было единственное, что он расслышал в сказанном ею.

– Да, – ответила она. – Да, да! Только о тебе и думала. И не приходила с Васей к вам после того вечера, потому что… Ты понимаешь? Боялась, не сумею держаться с тобой как с посторонним. Мне казалось, как только увижу тебя… Обниму, стану целовать, брошусь к твоим ногам – я не знала…

– Теперь знаешь?

– Теперь я твоя.

– Прости меня.

– За что?

– Я должен был в тот же вечер тебя не отпустить.

– В тот же вечер было невозможно.

– Возможно.

– Нет-нет! И сейчас… Сейчас тоже!

Веня откинул голову и, глядя в ее глаза, спросил:

– Ты что, думаешь, я теперь тебя отпущу? Буду дальше жить, как будто тебя нет?

– Но как ты себе представляешь…

– Не тебе об этом думать. Мое заявление об увольнении подписано. Мы уедем.

– Но это невозможно! – воскликнула она.

– Возможно.

– Нет, ты не понял. – Аделина покачала головой. Ее волосы блеснули тусклым золотом в свете, падающем из окна. – Нельзя так поступить по отношению к Васе.

– Знаю. И по отношению к нему, и… Не только к нему. Но что делать? Ну рассуди. – Он провел по ее голове ладонью, как будто она была маленькой девочкой, и она, быстро повернув голову, поцеловала его ладонь. – Останешься ты с ним, останусь я с Таней, и что? Лгать изо дня в день – им, себе? Никакой порядочности на это не хватит. Да и какая во лжи порядочность?

– Ты прав, – тихо проговорила она. – Я именно это все время и думаю. С той минуты, когда ты вошел, когда мы друг на друга посмотрели. Думаю, что я ведь лгу ему теперь. А он этого совсем не заслуживает. Он простой, хороший. Вытащил меня из отчаяния. Я любила одного человека… Очень сильно, до полного самозабвения. То есть мне так казалось тогда. Может быть, мне всегда хотелось такой любви, а тебя я прежде не знала. Когда он умер, я как-то… покачнулась. Как по-русски говорят… Я не все слова сразу вспоминаю, знаешь. Земля ушла из-под ног, да, вот так. И тогда Вася…