Удивительно, но за полгода перед своим 80-летним юбилеем Вячеслав Васильевич все же решился дать интервью. Оно опубликовано Анной Велигжагиной все в той же «Комсомольской правде» в сентябре 2007 года под названием «Не знаю, сколько мне еще отмерено…». С него газета начала новую рубрику, в которой решила рассказывать «о знаковых актерах своего поколения и нашей культуры».

«Пусть не обидит их название – говорилось при этом, – великими стариками во МХАТе называли учеников Станиславского, которые много лет играли на сцене, сохраняя живой темперамент, прекрасную школу, любовь к импровизации и острой шутке». «Комсомолка» решила узнать, как живут, о чем думают наши кумиры. Начали с Вячеслава Тихонова – артиста, которого любят все. Тем более, что незадолго до этого Вячеслав Васильевич попал в больницу с сильным ушибом ноги, а когда его уже собирались выписывать, пожаловался на боли в сердце и остался еще на несколько дней в кардиологическом отделении. После перенесенного инсульта медики советовали 79-летнему артисту пристально следить за своим здоровьем. Незадолго до этого «Комсомолка» и беседовала с Вячеславом Васильевичем. Приводим этот разговор почти целиком, чтобы познакомить вас с тем, как и чем живет сейчас любимый артист.

– Недавно по каналу «Россия» показали документальный фильм обо мне, – начал разговор Вячеслав Васильевич. – Пожалуй, можно сказать, это последняя моя работа для телевидения, – философски рассуждает Тихонов. – Название, правда, странное – «Последний герой. Вячеслав Тихонов». Почему последний? У нас героев много. Но осталась радость – я сделал его для людей. Я там много всего наговорил, хотя вообще не оратор. Очень много сил и энергии отнимают все эти воспоминания. А просто болтать о том, что было, я не умею. Раз я о чем-то вспоминаю, значит, снова все переживаю. А годы такие, что переживания уже вредны… Не знаю, сколько еще мне отмерено. Может, недолго осталось. Недавно выписался из больницы – две недели провалялся в ЦКБ! (это было до последней госпитализации. – Н. Т.)

– Вячеслав Васильевич, и мы, и все наши читатели желают вам здоровья! Я была в Павловском Посаде, на вашей малой родине, там жители просто боготворят вас!

– А почему нет? В маленьком городе рабочем есть артист, которого знают по всей стране, почему не гордиться этим? Почему бы им не любить меня? Я ничего плохого не сделал, всю жизнь честно работал, мне нечего стыдиться. Не зря прожил свою жизнь. Остались мои роли, мои работы. Надеюсь, зрители благодарны мне. Я всегда был рад, когда меня узнавали незнакомые люди на улице, подходили и благодарили… Вот это самое главное счастье для актера.

– Наверное, особенно донимали вас после роли Штирлица? Некоторые даже верят, что действительно существовал такой человек!

– Ну, пока я существую… (Смеется.) А вообще-то образ разведчика собирательный. Я счастлив, что зрители поверили в моем исполнении в этого разведчика по имени Максим Максимович Исаев. Когда началась война, мне исполнилось 13 лет, поэтому она прошла через нас, мальчишек того времени, через наши души, через наши глаза, слезы…

– Я тут недавно «Семнадцать мгновений…» в очередной раз смотрела, вами восхищалась…

– Ой, ну хватит, ладно! Не верю! А где это вы фильм-то смотрели.

Это можно и на компьютере смотреть?! Я ведь человек, отсталый от техники, не понимаю в компьютере и смотрю просто по «ящику», когда показывают старые хорошие фильмы. В них есть душа, они многому учат. А новые сериалы, боевики не люблю. Нет в них той доброты, мудрости.

Первый фильм, который мне принес известность, – «Дело было в Пеньково». Он у меня по счету седьмой, но именно эта картина открыла меня зрителю Его и по телевизору показывали, и на DVD можно купить.

– Как вы там сыграли любовь!

– Надо этим жить! Надо любить! Хотя бы в тот период, когда снимаешься. И в жизни нужно суметь заметить это чувство. А мы иногда проходим, смотря себе под ноги, не замечая настоящее…

– А сейчас вы не хотите больше сниматься?

– Нет. Не в чем. И нет тех людей, которые в меня верили, приглашали на роли. Нет Ростоцкого, Игоря Гостева, Сергея Федоровича Бондарчука. Только Татьяна Лиознова осталась. Но она уже не может снимать, не совсем здорова.

Я живу на своей даче за городом. Начинаешь вспоминать молодость, прошлое, все, как было, где твои друзья. А их нет… К сожалению, время очень быстро прожито. Обрываются корни, которые держат нас. А когда все отомрут – падает человек.

И вот чувствуешь, как ты начинаешь качаться уже. Нету моих друзей, с которыми я работал, дружил и делал фильмы. Дай Бог, чтобы они пожили, эти фильмы, и люди получали радость от искусства, от жизни, а не только от долларов. Сейчас, смотрю, многое на деньгах строится. Мы живем в другой исторической формации, хотя всю жизнь прожили в СССР. По-другому жили. А сейчас очень трудно нашему поколению перешагнуть так быстро в капитализм. Поэтому вот живу тихо на даче с котом Масиком, который умирает, я его поддерживаю, сколько могу. Вот он ко мне идет хороший, старичок мой. Я за ним ухаживаю, стараюсь помочь. Собака моя белая Степка умерла. Видимо, по возрасту, а может, кто-то помог в этом плане. А Масик со мной остался. И вот мы с ним коротаем вдвоем здесь на даче время. Родные в Москве, а я отвык от города.

– Мы были у вас, у вас хорошая дача…

– А я разве ее ругаю? Я когда-то и строил эту дачу сам, но не достроил. Не хватило возможностей, и время ушло.

– Мы видели, как вы живете, скромно, без излишеств!

– Да, скромно. Хотя всю жизнь работал, а не заработал.

– То есть ни элитной недвижимости, ни золота с бриллиантами не накопили.

– Да какие бриллианты, боже мой?! Внуки мои – два бриллианта. И дочь – бриллиант! Украшениями я никогда не интересовался. Даже кольцо обручальное золотое потерял. И с тех пор не ношу и не очень беспокоюсь. Потерял на старой даче, которую снимал. Мыл руки на улице (там было все без удобств) с мылом. Стал воду стряхивать, прежде чем взять полотенце. И все. И только в машине, когда мы уже возвращались в Москву, обнаружил: Господи, а у меня на руке-то нет кольца! Я его, видимо, смыл. Обручальные кольца, конечно, многие носят, и надо носить. Но у меня его теперь нет…

Дело-то не во мне! Я вот за внуков переживаю – не могу им теперь помочь. Живу заботой, болью внутренней, которую не могу в себе преодолеть, о своих внуках, о дочке моей Ане. Вот чем я сейчас живу! Дай Бог, чтобы внуки мои нашли в жизни свою колею, как говорил Володя. А им всего полтора годика, моим мальчишкам.

– А дочка ваша сейчас работает или с детьми сидит?

– Это вы у Ани спросите. А то я про нее что-то не так скажу, потом мне достанется от нее. Не работает она. Нету работы! Трудно сейчас. И я помочь ничем не могу, к сожалению. Оттого и переживаю.

– Вячеслав Васильевич, если вам чего-то для жизни не хватает, вы скажите, поможем!

– Я никогда ничего для себя не просил. Что есть – то есть.

– Наши читатели вас любят, желают вам здоровья!