Плохо пробитая тропа, по каковой мог проехать токмо один вершник, огибая плотные поселения темнохвойной ели, лиственницы, светлохвойной сосны, пихты… струилась уводя путников далеко вперед. И нигде, как ни вглядывалась юница, ни наблюдалось каких-либо поселений али пещер. Зато вельми дивным представлялся край, который пролегал кругом. Дерева здесь были не просто рослыми, а словно могутными старцами… вже поседевшими от долгой жизни. Их мохнатые кроны слегка голубели то ли в лучах солнца, то ли от близости лазурного небосвода. По земле стлались многообразные, витиеватые травы, пухлые зеленые комки мхов и пятачки различных цветов: белые, розовые, желтые, серые, коричневые и даже черные. Лишайники, растущие не только на стволах деревьев, но и на камнях, на почве, смотрящиеся то, как плотная пежистая корочка, а то с листоватыми чешуйками, осыпающими зримое тело, иль вовсе кустистыми бородами гомозулей, состоящими из несметного количества тонких отростков, густо оплетали не только стволы, на которых селись, но и ветви своих соседей, создавая чудную такую многоярусную паутину, плетеную, по всему вероятию, огромным пауком. Сама почва в этих лесах была активно занята растениями, кустарниками можжевельника, жимолости, укрыта валежником, поваленными ветвями, стволами отмерших деревов, порой создающих непроходимые гущи. Иноредь кроны деревьев так плотно соприкасались меж собой, что почти не пропускали солнечных лучей, словно каждый из них соперничал за всякий клок пространства, оттого в таковых местах и вовсе по оземе стлался густым зеленым ковром мох. Впрочем, дюже много в тех землях водилось птицы и всякого зверья, оный не таясь выходил из чащоб леса не страшась людей, видно энжеи на них не охотились. Потому не раз, дюже любознательная Влада видела оленей, косуль, соболей, зайцев, разнообразных грызунов от белки до мыши. Единожды даже удалось узреть палево-дымчатую, мощную рысь с остроконечными ушами. Из птиц встречались глухари с дюже затейливыми округлыми хвостами, рябчики, клесты. Каждый раз, когда кто-либо из зверей или птиц обращал на себя внимание девочки, Вещунья Мудрая ехавшая впереди оборачивалась и поясняла величание виденной животинки. Многие названия зверей отроковица уже слышала от Выхованка, но некие для нее звучали впервые. Судя по всему, царица белоглазых альвов уже начала свое обучение, потому как устремляла внимание своей ученицы не только на зверье, но и на растущие кругом растения.

– Это, – указывая на мохнатый, точь-в-точь как борода, лишайник, повисший на стволе пихты, молвила царица. – Так величаемая зеленая борода или как ее зовем мы уснея бородовитая. Необыкновенное растение в состав коего входят вещества, излечивающие разнообразные кожные заболевания, гноящиеся раны… превосходно снимающая боль. Впрочем ты, Владушка, то испытала на своей руке.

Проехав по вершине горы, порой кажущей свои острые каменистые бока, разглядели слева большое озеро и вовсе чудно окаймленное утесистыми стенами, кое-где поросшими младыми пихтами и сосенками суетливо, изгибисто карабкающимися к его верхотулине. Одна из гряд, по каковой ехали, точно делала сворот своим навершием влево и огибала по коло то озерцо с низвергающимися по его склонам тремя тонкими водопадами, питающими само озеро. Пологий склон постепенно переходил в весьма ровную площадку, вдающуюся в брег озерца, где почти и не росло деревьев… ну, всего лишь несколько невысоких берез и осин.

– Сделаем тут привал, – скомандовала, кивая на то весьма живописное место царица. – Двужил ехавший впереди нее торопливо обернулся и верно захотел сказать, что-то противное. – Владе надобно отдохнуть, – перебивая его молвь, добавила она.

– Нет, Вещунья Мудрая, – незамедлительно откликнулась девочка, взирая на царицу сзади и хорошо расслышав, что она сказала учителю. – Я не устала.

– Мне виднее, – то было проронено как в сторону Владелины, так и в сторону хмыкнувшего Двужила.

– Но там… там, – юница стремительно направила руку на почитай круглое озерцо из какового нешироким потоком вытекала по каменному руслу бурливо-ворчащая реченька. – Там вода… и лопасты, – голос Влады не только дернулся, но и понизился так, что последнее слово она прошептала, страшась своей взволноваться встревожить едущих позадь нее мальчиков.

– Нет, лопаст там не будет, не бойся, – теперь царица обернулась и весьма ласково улыбнулась.

– Но как же, а вдруг они нападут вновь… нападут ночью, – теперь юница говорила с нескрываемой тревогой, ибо опасалась не столько за себя, сколько за отроков, которых привела своим желанием сюда.

– Двужил, поезжайте вниз, – указала Вещунья Мудрая, и, взяв слегка влево, освободив спуск, повелела тоже самое сделать и Владелине.

Мальчики и гомозули поглядывая на остановившихся в сторонке царицу и отроковицу, вмале миновав их, стали неспешно съезжать вниз со склона к брегу озера. Влада прямо-таки вся напряглась, будто ее тело, сызнова подвергшееся ознобу, тревожно сотряслось и резко недвижно замерло. Не сводя взволнованного взора со спускающихся отроков, она даже муторно задышала, страшась, что днесь внезапно вылетевшие из столь спокойной глади воды озера стрелы с ядовитыми наконечниками воткнуться в тела дорогих ей ребят. Судорожно вздрогнула вся ее плоть и вновь отозвалась болезненным эхом раненная рука, боль в оной по мере движения то утихала, то возобновлялась с прежней силой. И теперь она, возвратившись, махом объяла всю руку и надрывно несколько раз дернула в месте раны. И тотчас онемели пальцы, и отяжелела вся кисть так, чтобы их ощутить пришлось опустить поводья.

Вещунья Мудрая все то время, что девочка неотступно следила за спуском мальчиков, всматриваясь, изучала ее лицо, напряженную фигуру, трепетно вздрагивающие руки. Несомненно, она не упустила из виду дрожь девочки, порывистое сжатие в кулак больной руки, и ее тугое дыхание. И посему, стоило только последнему отроку направить поступь своего коня к бережине озера, сказала, и голос ее звучал днесь, как успокаивающая трель:

– Владушка, посмотри на меня, – юница тороплива, перевела взгляд с уже спустившегося и спешившегося на берегу Двужила на царицу. – Ты должна понять одно. Я никогда не сделаю, что-либо вызвавшее в Зиждителях недовольство. Твоя жизнь, по причинам не ведомым тебе, и не до конца понятым мной, весьма дорога Зиждителю Воителю, Зиждителю Огню и Зиждителю Дажбе, а потому бесценна для меня. А я никогда… слышишь, никогда не позволю себе подвергнуть опасности дорогое Божествам создание. Это ты должна уяснить… А уяснив, понять следующее, ежели я говорю нет опасности, ступай смело, так как ее там нет.

– Но лопасты, – спешно вклинилась в толкование царицы девочка, жаждая пояснить, что опасается не столько за свою жизнь, сколько за жизнь дорогих ей людей.

– Лопасты, – резко перебила юницу Вещунья Мудрая, и той живостью точно остудила лихорадочное состояние охватившую отроковицу. – Более никогда не потревожат ваши поселения так мне поведали посланцы Зиждителя Словуты. Ибо эти народы отрекшиеся от своего Отца есть творения Зиждителя Воителя.

Лицо юницы мгновенно исказила гримаса ужаса, теперь лихорадочно задрожали губы и вроде вновь ее посетил жар, купно покрылся потом лоб и нос.

– Бога Воителя?.. Эти поганцы, создания Бога Воителя?.. Эти грязные… грязные языки? – она с натугой дернула плечами и так как рана отозвалась резкой болью чуть слышно простонала.